Первая жертва - стр. 41
– Мир Охоты – это предохранительный клапан для всего остального мира, – говорила она. – Неудовлетворенные желания могут сказаться самым нежелательным образом; этот простой закон психологии целиком оправдывает Охоту.
– Я думаю точно так же, – заявил Гарольд.
– Не прикидывайтесь тупицей, – весело сказала она. – Эмоции, которые мы определяем как охотничьи, то есть стремление убивать и защищать свою жизнь, нужно постоянно стимулировать для обеспечения здоровой жизни – и личной, и социальной. Это общеизвестно.
– Само собой, – согласился Гарольд.
– Ясно также, что у современного человека эти эмоции атрофировались. Много веков охота на диких животных заменяла все прочие виды насилия. Но затем население увеличилось, началась урбанизация, животных всех перебили. Со временем прекратились и войны, и никаких насильственных занятий у мужчин не осталось. Вот Мир Охоты и заполняет этот пробел.
– Замечательно. Откуда вы все это знаете?
– Слушала лекции в Беннингтоне.
– Здоровское место, должно быть.
Веселье было в разгаре. В воздухе стоял синий и желтый дым от различных наркотических средств. Музыка гремела из гигантских динамиков так, что у Гарольда кости вибрировали. Эсмеральдийцы оценивают вечеринки по степени шума и по количеству глупостей, сотворенных участниками.
С последним у Гарольда обстояло неважно. Пил он всегда умеренно, в наркотиках вовсе не смыслил и потому сохранял над собой контроль, хотя голова и покруживалась. Чтобы расслышать Джасинту, он приблизил ухо к самому ее красивому ротику, и ее маленькие острые груди прижимались к нему в толчее.
Потом Джасинту оттащил молодой человек лет тридцати – высокий надменный блондин с серыми глазами и красивым раздраженным лицом.
– Джасинта, – сказал он, – если ты уже закончила нализывать ему ухо, Том и Мэнди заняли нам столик наверху.
– Я делилась с ним новейшими теориями Охоты. Гарольд, это Лувейн, мой кузен.
– Очень приятно, – сказал Гарольд, протянув руку.
Посмотрев на нее, как на дохлую рыбу, Лувейн смерил Гарольда взглядом.
– Если вы опять-таки вдоволь пообжимались с Джасинтой, то мы пойдем и позволим вам сохранить свою анонимность – вполне, безусловно, заслуженную.
Гарольд, не зная, смеяться ему или злиться, выбрал нечто среднее.
– Я бы сказал, кто ты есть, но вы тут на Эсмеральде славитесь своим хамством – наверно, это у тебя юмор такой. Скажи мне кто-то такое всерьез, я бы вбил в него правила хорошего тона.
Высказав это с дружелюбной улыбкой, Гарольд испортил весь эффект, упав на официанта, который уронил свой поднос.
– Мне тоже очень приятно, – сказал Лувейн и помог Гарольду встать. – Всем весело, никто не в обиде, только не падайте. Идем, Джасинта.