Первая книга автора - стр. 10
Поэтессы удачно выходили замуж.
Кроссвордисты, ребусисты терпели крах…
Но переквалифицировались:
«В этом стихе про зиму, найдя ключ, вы прочтете совет по домоводству».
Литературоведение с ужасом осознало, что оно шло не тем путем.
И оно пошло новым:
Надсон оказался словарем всех русских ругательств при соответствующем чтении.
Барков – лириком.
Классики были пересмотрены. Чистка.
Гражданские поэты были довольны: стало куда помещать идейное содержание.
Возникла проблема. О…..: его не удавалось расшифровать. Это был один из самых драматических моментов.
Открылась группа врагов.
Жертвой пал Щ. Стихи его, при соответствующем прочтении, таили в себе порнографические откровения.
Всюду:
в трамваях и парках,
на улице и в очередях,
сидели,
стояли
и ходили
люди с раскрытыми томиками и сложно водили пальцем, выискивая закон прочтения стиха.
А еще через тыщу лет – еще сенсация:
обнаружили рифму,
и что читать надо то, что написано в строчках,
и что ничего зашифровано не было.
Такие дела…
18.02.1960
Китайцы
624 тыс. т. мух перебили китайцы.
Торжественное собрание: в районе уничтожили всех мух. Эстрада – кумачовый стол – президиум. В зале товарищи в синих френчах. В президиуме товарищи из товарищей. Собрание считается открытым… Слово предоставляется…
Речи.
Товарищи сменяют на трибуне товарищей.
Зал относится с полной китайской ответственностью. Слышно, как муха пролетит.
Вдруг услышали… Пролетела.
Муха! Муха в зале!!
– Синь-синь-сяо-МУХА, – сказал председатель.
– Синь-синь-сяо – МУХА!! – сказал президиум.
– Синь-синь-сяо-МУХА!! – сказал зал.
Все смешалось. Ловили муху.
Поймали. Казнили. Отнесли в президиум.
Собрание продолжается.
…Где-то сдают сухих комаров. Где-то обязательно должны сдавать сушеных комаров…
18.02.1960
Черный день
Человечек.
Когда закурил, перетряхивал пачку – раз-два, два-раз. Высунется папироска – он ее обратно загонит. Спрячется – снова вытряхнет. Раз-два, два-раз. Потом, словно спохватится, – достанет. И снова: откроет коробок спичек, закроет. Закроет – откроет. Ширк-ширк – коробок в его руках. Уже, кажется, никогда спички не вынет. Вдруг – раз! – закурит.
Уходит – дверь прикроет – откроет, откроет – прикроет. Туда – сюда. Сюда – туда. Помашет дверью, словно прикрыть ее можно только с великой точностью…
Положит что-нибудь на стол… Чуть пододвинет. Потом обратно. Еще подвинет… Пока вещь не успокоится словно на единственном для нее месте.
И был у него большой бумажник.
Отделений – раз, два, три… Много.
Одно отделение – для рублей, второе – для трешек, третье – для пятерок… Каждому сорту по отделению в этом бумажнике.