Перстни шейха - стр. 12
Понятное дело, от современных реалий он, мягко говоря, бурного восторга не испытывал и, будучи правоохранителем старой закваски, до сих пор жил представлениями и терминологией времен своей молодости. А потому, то ли в шутку, то ли по привычке, частенько сетовал на повсеместное безбожное «нарушение норм социалистической законности», творимое не кем-нибудь, а теми, кто эту самую законность обязан был защищать, не щадя живота своего. С неодобрением наблюдал подполковник, как многие коллеги по цеху, словно мухи, летящие на мёд, влипали в неприглядные истории с душком. Наивные, они полагали, что деньги не пахнут. Ещё как пахнут, просто-таки воняют! В очередной раз сталкиваясь с проявлениями непомерной ментовской алчности и продажности, Ершов, как заклинание, вечно талдычил одно и то же:
– В наше время, сыскарю на лапу взять было западло. Колбасники*, те другое дело – эти всегда хапали и хапать будут. Но чтоб розыск? Да ни в жисть!
А сейчас что? – задавал он риторический вопрос. – Почитай половина МУРа у воров на подогреве. Главное, толком работать ещё не научились, а уже вовсю вопросы решают. Любую мразь отмазать готовы, лишь бы бабло капало…
Придерживаясь столь принципиальных жизненных позиций, сам Анатолий Михайлович, как раньше, так и теперь, пользовался жизненными благами исключительно в рамках своей весьма скромной заработной платы. В итоге, за двадцать семь лет безупречной службы обзавёлся всего-то задрипанной дачкой где-то у чёрта на рогах, за сотню вёрст от столицы, да прикупил по случаю подержанную «девятину»… И как только
*Колбасники – так сотрудники МУРа нелестно называли в своё время сотрудников БХСС.
жена столько лет его терпела? Зато, в Управлении все, как «отче наш», знали: Ершов – опер честный. Поэтому разнообразные заинтересованные лица к нему со скользкими намёками, типа «нужно помочь» или «серьёзные люди просили», даже не совались. В свете сказанного, абсолютно логично выглядел тот факт, что судьба свела в одну группу двух этаких правильных: Ершова и Гришина… Тот, правда, помоложе был лет на двадцать с хвостиком, но в основном придерживался схожих чудаческих взглядов на то, что позволительно, а что – нет.
Оба они имели гипертрофированное романтическое представление о порядочности, о чувстве долга и об офицерской чести, как её понимали когда-то очень давно, вероятно, ещё при царе-батюшке. Конечно, сейчас в такое верится с трудом, однако, подобные динозавры встречаются и в наш рационально-прагматичный век. Нечасто, но встречаются… Андрей Гришин старшего товарища искренне уважал, а, кроме того, проявлял по отношению к нему поистине ангельское терпение. Ведь, практически каждый божий день, ему приходилось выслушивать ворчание Михалыча на тему «Так жить нельзя!» или «Куда катится мир?». Но он стойко и безропотно переносил это испытание, отчасти потому, что и сам так думал, отчасти, чтобы избежать бессмысленной нескончаемой дискуссии, грозившей затянуться на часы. Так или иначе, но уже шестой год они неплохо уживались вместе, причём умудрялись проделывать это с пользой для дела. Раскрываемость у группы была на недосягаемой для коллег высоте, хотя, курируемый ими ЦАО, по количеству убийств, вообще, и так называемых резонансных, в частности, прочим округам нисколько не уступал.