Перстень Тамерлана - стр. 47

Иван тут же начал расспрашивать про скит и его обитателей, особенно про старца и того, кто их выпустил, неизвестно – почему и зачем.

– Это-то как раз известно, – обернувшись, хохотнул скоморох. – Выпустил нас Никитка Хват, Аксена, Колбятина сына, холоп обельный. И зачем – ясно. Что-то мы знали такое, что самому Колбяте знать бы не нужно – так, думаю, Аксен мыслил. Убить нас в погребе: потом сразу дознание – кто убил да почему. А тут – взяли да убежали. Стража заманили, из погреба выбрались, а уж дальше чрез частокол перемахнули да и в лес. Как ты говоришь – ищи-свищи. Хотя искать-то особо не надо – нам же Хват сказал, куда идти. Вот там бы нас и встретили – до утра б не дожили. И Аксен не при делах как бы… А если что, убил бы холопа своего – и совсем никто ничего. Что ж он такое от батюшки своего скрывает? Не знаю. – Ефим Гудок замолчал и вдруг, хитро прищурившись, посмотрел на Раничева. – А вот ты, Иване, наверное, про то ведаешь?

– Ни сном, ни духом! – глядя ему в глаза, твердо заявил Иван. – Хоть чем поклянусь, хоть и не суеверен.

– Ну тогда не знаю… – развел руками Ефим. – Может, спутали тебя с кем-то?

– А вот это вполне может быть, – согласно кивнул Раничев. – По крайней мере, другого объяснения я что-то не нахожу.

На ночь остановились в урочище, забрались поглубже, потревожив чью-то стаю. Волки или еще кто, поди разбери, унеслись – только их и видели. За целый день так толком и не поели – коры погрызли с дерева да пожевали каких-то кореньев, тщательно отмыв их от земли в попавшемся на пути ручье. Май – он май и есть – ни грибов еще, ни ягод. Щавель – и тот мелкий.

– Завтра к реке повернем, – дожевывая кору, скривился скоморох. – Там рыбу спроворим. Правда, сырой есть придется… Хотя на бережку-то и камешки подходящие могут попасться, ужо сообразим огниво, сварим рыбку-то. Эх, еще бы соли…

– И курева.

– Что ты все курево какое-то поминаешь? – лениво переспросил Ефим. – Аль вкусней ничего не едал?

Раничев лишь хмыкнул. Он вовсе не собирался ловить завтра рыбу. Тем более – неизвестно чем. По всем прикидкам, завтра должны были наконец начаться густонаселенные места, где уж всяко можно было отыскать попутку либо – что самое простое – просто позвонить в милицию. Пусть разворошат хорошенько тот проклятый скит! Иван мысленно представил лицо старца в момент задержания его оперативной группой и улыбнулся.

– Чего лыбишься, паря? – Ефим уселся рядом с ним, размотал обмотки – обувь у него тоже была странная; впрочем, Иван ничему уже не удивлялся.

– Так, вспомнил кое-что, – уклончиво ответил он и устало повалился на мох. Вообще уставали они сильно. Спешили, да и сам по себе лес забирал силы – прямой-то дороги не было: подъемы, спуски, косогоры, попадались, конечно, и неплохие участки, вроде той липовой рощицы и малинника, но все больше тянулись урочища с мрачными темными елями, или вообще застилали путь буреломы. Вечером – а вернее, уже ночью – от усталости не чувствовалось ног. Хотелось лежать вот так, на мягком мху, устремив глаза в звездное небо, и чтоб никто-никто в целом мире тебя не беспокоил. Лень было даже поднять руку – отогнать комаров, которых тут водилось множество. Так и гундосили над ухом, сволочи, кусались. Хорошо хоть дождей пока не было, да и не будет уже, ведь завтра – уже завтра – это дурацкое путешествие закончится – и он, Иван Петрович Раничев, дав правдивые показания в милиции, вернется наконец к своим должностным обязанностям, к любимой квартире, к Владе… Вообще-то их отношения вряд ли можно было бы назвать любовью, скорее привычкой, из тех, что так милы и дороги обоим. Иван так и представил, как вернется домой. Вот музей – как тут без него? Как здоровье Егорыча? Вот родной дом с обшарпанным подъездом, лифт с такими привычными, милыми сердцу, надписями – «Леха сволочь» и «Катька дура», надписями, казалось, существовавшими там всегда, по крайней мере сам Иван – квартира ему досталась по наследству от матери – помнил их с самого раннего детства. Вот и знакомая дверь… Не потерял ли он ключи? Черт! Так они же остались у того упыря-сектанта, вместе с телефоном и пачкой «Честерфилда»… Надо будет купить целый блок. Нет – два блока. Ящик! Чтоб, ежели что, не бегать в киоск среди ночи. Сесть в любимое кресло, наслаждаясь покоем и одиночеством, поставить виниловый диск «Рэйнбоу» или «Уайтснейк», закурить сигаретку, откупорить бутылочку холодного – только что из холодильника – пива, и сидеть так, блаженно вытянув ноги, следя, как дымные кольца медленно уползают в приоткрытую балконную дверь. Потом позвонить Владе… Или – нет. Уж эту-то ночь лучше выспаться. Одному, чтоб никто не стаскивал на себя одеяло. А потом…