Перстень Тамерлана - стр. 31
– О, боже! – неловко шевельнул плечом, застонал Иван, застонал не столько от боли, сколько от полной непонятности происходящего. Сленг – ну чисто средневековый: тиун, холоп, закуп. Боярин вот опять же, которому должок не вернули. Может, и он, Раничев Иван Петрович, у этого непонятного боярина в должниках?
– Что за боярин-то?
– А то ты не знаешь! – Баритон хохотнул, невесело так, грустно, словно бы давили на него какие-то нехорошие тяжелые мысли, оттого и молчал, да вот теперь вдруг решил поговорить, развеять немножко хандру.
– Да в самом деле не знаю! – повысил голос Иван. – Что за боярин? – Раничев ожидал услышать какое-нибудь знакомое имя, быть может, даже воровскую кличку иль погоняло какого-нибудь крупного преступного авторитета, крупного, конечно, в масштабе района или там области.
– Колбята Собакин – боярин, чтоб ему, змею, ни дна, ни покрышки! – В углу смачно сплюнули и вполголоса выругались.
– А где мы? – Раничев торопливо форсировал беседу, опасаясь, что еле видимый в полутьме собеседник вдруг замолкнет, замкнувшись в себе, так же, как вот только что.
В углу снова засмеялись:
– Слушай, ордынец, тебя, видно, хорошо по кумполу треснули – коль не помнишь, где ты да у кого.
– Не ордынец я. Раничев, Иван Петрович, директор Угрюмовского музея истории и культуры, – запоздало представился Иван. – А вас как величать?
– Ефим, – снова вздохнув, отозвались из угла. – Ефим Гудок кличут. А ты, стало быть, не тайгаев?
– О, господи… Да не Тайгаев, Раничев я. Из Угрюмова, директор му…
– Плохо, что не тайгаев. – Ефим почесал затылок. – Эдак, и ты холопом Колбятиным станешься, как Феофил да азм, грешный… Для чего, думаешь, нас тут держат?
– Вот мне тоже это очень интересно узнать!
– Да чего тут знать-то? В холопей поверстают – и все дела. Будем тут, на Колбяту, робить, до днев скончания. А убежать захотим – на чепь! Или плетьми, как Феофила… Феофил! Феофиле… Как ты?
На соломе завозились, заскрипели:
– Ой, тошнехонько, Ефиме, ой, болит спинушка…
– Минетий, тиун, бил?
– Он, собака, самолично… Ох… А боярский сынок Аксенка присматривал да тож пару разов приложился.
Феофил надсадно закашлялся и затих, пару раз сплюнув. Видно, говорить ему было больно. Замолк и Ефим, и в подвале – или погребе? – вновь повисла гнетущая тишина.
Раничев сглотнул слюну. Тут, оказывается, и бьют кого-то! Полный беспредел. И ведь не так далеко от города. А может, пристатится случай бежать? Можно было б, конечно, попробовать сговориться с остальными узниками, наброситсья всем вместе на вошедших – ведь придут же за ними когда-то, а руки-то – вот они – свободны, не связаны. Иван снова неловко шевельнулся – и вновь плечо ожгла боль. Да-а… Этак много не набегаешься. Он попытался привести в некоторый порядок мысли. Итак, что же получается? Похитили его какие-то преступные элементы, может чеченцы, а скорее всего – блатные, это – судя по кличкам. Значит, похитили… Цель? Замести следы, запутать следствие… И скорее всего, похитители попытаются срубить деньги… только – с кого? Или он, Раничев Иван Петрович, нужен им для каких-то других целей? Например, для предвыборной политической борьбы за кресло угрюмовского мэра. Запугают, затем используют в качестве доверенного лица… Впрочем, что гадать? Быть может, вскоре все разъяснится?