Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман-метафора - стр. 4

– Да что ты! – Заламываю бровь, хмуриться, даже нарочито, нет сил. Усталость, едва мы входим, накатывает шквалом, вводя в оцепенение, такое, что не хочется ничего… Кроме одного: обнять плечи моей любимой, дуть ей осторожно в затылок, целовать волосы, ямки лопаток. Ощущать, что ладонь прочно дает опору ее спине, а глаза отражают ее взгляд, и ее бедро скользит, едва задевая твою горячую плоть, и ты угадываешь, в смятении ожидания, насколько она нервна сегодня, и как далеко ты сможешь войти в нее.. Как далеко? Очередной заплыв.. Еще одна ночь! Еще один подарок Бога. Что то скучен Бог.. Слишком долго беседует с нами.. Стеклянная, зеркально холодная, квартира, полупустая.. Целое блюдо марципанов на мраморно – пестрой столешнице… Запах арабики и персиков…

****

– Королева, будешь? – мягкая, матовая ворсистость плода лета почти не катится по стеклу… Лана слабо кивает, смотря в огромное окно, у которого – тонкая нить залива. Чайки, редкие. Резкие выкрики бьются в стекло. Птицы голодны. В заливе – лед… Сахаристо – ломкие куски. И в окно это – хорошо видно. В этом году ранняя зима… И мы теперь живем – у залива.

– Мишка, где достал? Зима ведь! – развожу руками, опускаюсь перед ней на колени, лбом – в прохладные прожилки руки.

– Сокровище мое, ты устала… Разуть тебя? – Из глубины меха достаю ее крошечные пальчики, растираю… Морщится. Ладонь теплым пёрышком ложится на плечо.

– Мне бы в ванную. Но, боюсь, я усну там. – Смеется тихо, прочти неслышно. Свирель так гаснет в полутоне, в полу – ноте, на ветру…

– Ну что ты, милая, что ты! – Касаюсь рукой щеки… Палантин тотчас сползает на роскошную кожу дивана, обнажая изысканный серый велюр. Полудлинное платье, с распахнутым рукавом и воротом, в стиле «ренессанс», в сотый раз, до нерва в виске, подчеркивает хрупкость шеи. Где то, там, две потайные застежки. Или молния? Не перепутать бы! Ах…

– Что Ты! Не дам, не дам моей голубке уснуть. -. Я улыбаюсь краем губ. – Пойдем. Вещи – завтра.. Аня уложит Никушу… Да? – смотрю на Мишку.

– Не вопрос, друже! – Хрипло хохочет тот, откидывая челку на лоб, и, когда проходим мимо, обжигающе шепчет в ухо, гортанно, с прононсом: «Что, не терпится? Понимаю. В купе неудобно было, конечно. Она же – королева!»

– Да, знаешь ли, – В тон ему отвечаю я… – Никушка рядом, и пульс – пятьдесят три. Два раза сознание теряла. И – духота такая, что у меня глаза ломило… Окно не открывалось… Я ее просто выносил в тамбур. С проводниками не поспоришь…

…Мишка в ответ только широко раскрывает глаза. Скулы его каменеют, и он порывисто несется вглубь холода, зеркальных дверей, окон, ниш..