Перстень Лёвеншёльдов - стр. 131
– Хенрик! Я не могу!
– Можешь! – еще более сурово произнес граф. – Можешь. Но я знаю, тебе хочется заставить меня драться с этим человеком. Потому что ты по какой-то своей женской прихоти его не любишь. Ну что ж! Если ты не желаешь дать ему сатисфакцию, это сделаю я. Вам, женщинам, всегда необыкновенно приятно, если кого-нибудь убивают из-за вас. Ты совершила промах и не желаешь его искупить. Стало быть, я должен сделать это за тебя. Я буду драться на дуэли, графиня. И через несколько часов стану окровавленным трупом.
Она посмотрела на него долгим взглядом. И увидела своего мужа таким, каким он был на самом деле, – глупым, трусливым, надутым, высокомерным и тщеславным – одним словом, самым жалким из людей.
– Успокойся! – сказала она, став внезапно холодной как лед. – Я сделаю, что ты хочешь.
Но тут Йёста Берлинг совершенно утратил терпение.
– Нет, графиня, вы не сделаете этого! Нет, ни за что! Вы ведь всего-навсего дитя – слабое, невинное дитя, а вас заставляют целовать мою руку! У вас такая чистая, прекрасная душа! Никогда больше я не подойду к вам! О, никогда! Я приношу смерть всему доброму и невинному. Вы не должны прикасаться ко мне. Я трепещу перед вами, как огонь перед водой. Нет, вы не должны!
Он спрятал руки за спину.
– Для меня теперь это ровно ничего не значит, господин Берлинг. Теперь мне все безразлично. Я прошу у вас прощения. Я прошу вас, позвольте мне поцеловать вашу руку!
Йёста по-прежнему держал руки за спиной. Оценивая происходящее, он постепенно приближался к двери.
– Если ты не примешь извинение, которое предлагает тебе моя супруга, я буду драться с тобой, Йёста Берлинг. И кроме того, мне придется подвергнуть ее другой, еще более тяжкой каре.
Графиня пожала плечами.
– Он помешался от трусости, – прошептала она. Но тут же, повысив голос, воскликнула: – Пусть будет так! Для меня уже ровно ничего не значит, если я буду унижена. Именно этого, господин Берлинг, вы все время и хотели.
– Я хотел этого? – воскликнул Йёста. – Вы полагаете, что я этого хотел?! Ну а если у меня вообще не останется рук для того, чтобы их целовать, вы, верно, поймете, что я этого вовсе не хотел!
Бросившись к камину, он сунул свои руки в огонь. Их охватило пламя, кожа сморщилась, ногти затрещали. Но в тот же миг Бееренкройц схватил его за шиворот и непринужденно отшвырнул на пол. Йёста натолкнулся на стул и плюхнулся на него. Ему было стыдно за свою глупую выходку. Не подумает ли она, что с его стороны это лишь самонадеянное, пустое хвастовство? Поступить так в комнате, битком набитой людьми, означало выставить себя перед всеми глупым хвастуном. Ведь ему не угрожала и тень опасности.