Персона нон грата - стр. 44
17. Ламбада на пустыре
Ева и Дон вышли из дверей «Парадиза» и сразу окунулись в жаркое летнее утро. У «хонды» стояли два подростка из тех, с кем лучше не встречаться вечером. Грабануть пьяного, поизмываться над запоздалым прохожим, пролететь по улицам с включенным клаксоном, пугая спящих, – любимое их занятие. Но сейчас «югенды» были настроены вполне миролюбиво. Кажется, даже смущены, если подобное чувство было ведомо подросткам. Один сразу отошел к зеленому, как кузнечик, мотороллеру, другой, помладше, кивнул на машину Дона:
– Не бойся, мы просто поглядеть. В салоне-то не очень… Продавец чуть что зовет легавых…
– Смотрите, – великодушно разрешил Дон. – За это денег пока не берем.
Обращаясь к Еве, заметил:
– Когда у меня был «симсон», помнишь эти старые мопеды, их называли «пчела», я мечтал о мотоцикле.
– А теперь о «мерседесе»?
Дон покачал головой:
– Нет. «Мерседес» и так у меня будет. Или «вольво», погляжу. Мечтают – ну, скажем, о чуде. Чего не ждешь, что сваливается на тебя неожиданно.
– Как снег на голову, – вдруг вспомнила Ева русское выражение, часто слышанное от молодого учителя гимназии, и невольно подумала о вчерашнем русском парне в кожаной куртке. Должно быть, он упарился в ней. Вечер был теплым. А сегодняшнее утро еще жарче.
– Хочешь мороженого? – предложил Дон.
– Нет. От него после пить хочется.
– Тогда давай возьмем чего-нибудь выпить, побольше и похолоднее, – предложил Дон, – и рванем за город. Я знаю одно классное местечко. Ты там никогда не была.
– А ты, наверное, всех своих девушек туда возишь.
– Нет. Туда попасть не так просто, – усмехнулся Дон и вытянул из кармана нож. На двери «Парадиза», как белый флаг капитуляции, трепыхалось объявление о продаже. Дон открыл лезвие, подцепил кнопку и снял листок: – Больше не продается. Дело сделано. Теперь, Ева, только с тобой заключить контракт…
Ева промолчала. Они пересекли улицу, Дон заскочил в угловой мини-маркет за провизией. Ева надела шлем, и забрало из затененного оргстекла умерило яркость солнца. Под этим котелком была особая атмосфера. Пахло дорогим табаком и сладкими духами. У Евы закружилась голова.
– Держись крепче и ничего не бойся.
Она перекинула ногу, села в седло, обхватила Дона, сцепив пальцы на его втянутом животе. Машина встала на дыбы, рванулась вперед полным разбегом, и все было так, как представляла Ева ранним утром в своей мансарде, и даже еще лучше. Пролетели мимо Ратушная площадь, где разбирали карусель и фанерные декорации пещеры ужаса, монастырская больница за оградой красного кирпича и граничащий с ней пыльный дворик гимназии. В густом звоне двигателя канули другие звуки, которые хранила память: ненавистный стук пишущей машинки, скрип дверцы холодильника, из которого вытащен последний цыпленок, торжественный и пугающий голос органа после воскресной проповеди.