Персефона - стр. 3
– Входите! Дверь открыта.
– Вы никогда не закрываетесь? А я так не могу. Не переношу, когда дверь не заперта.
– Вам страшно?
– Мне скучно. Там внизу даже холодно, оттого что пусто.
– По-моему, там полно народу.
– Что толку. Ваш приятель пытается петь, но у него совсем нет голоса.
– Он не приятель мне. Просто… мы сегодня вместе ходили в горы.
– Вот у меня был голос. Ведь я когда-то пела. Вы, наверное, и не знаете об этом.
– Нет. Я вообще вас не знаю.
– И это чудесно, правда? Мы не знаем друг друга, и мы в тёмной комнате, а за окнами гроза. Хотя что я. Болтаю, не знаю что. Вы, наверное, смеётесь в душе надо мной.
– Разве это смешно? Хотя в смехе нет ничего дурного, если в этом смехе нет злости.
– Я тоже всегда открываю окно в грозу.
– Гроза уже кончилась.
– Да, кажется, кончилась. Так хорошо дышать. После грозы всегда так хорошо дышать. Легко.
– Да. Так, наверное, дышится после войны.
– Земля будто заново на свет родилась. Наверное, так же дышится после смерти.
– Что мы знаем о смерти! И сколько мы о ней говорим… Чем меньше мы понимаем предмет, тем больше о нём говорим.
– Например, о Боге…
– Вы не верите в Бога?
– Не верить в Бога перестало быть модным. Но мне кажется, Он мог бы устроить наш мир и получше.
– Всё существует таким только потому что не может быть другим.
– Разве для Бога может быть что-то невозможно?
– Детям тоже кажется, что взрослые всесильны.
– Какие у вас мрачные обои. Почему вы остановились в этой комнате?
– Я всегда останавливаюсь здесь. Отсюда видно вершину.
– Вы поднимались на неё?
– Поднимался… Один раз. Это было зимой. Я знаю, надо мной смеются за глаза, но если кто-то сам не может найти ответа на какой-нибудь свой вопрос, его отсылают ко мне. Почему так, интересно? Вас тоже ко мне кто-нибудь направил?
– Нет. Просто я заметила, что вы никогда не спускаетесь вниз по вечерам. Значит вам тоже скучно там, внизу.
– Наверное, всё это потому, что люди так запутались в своих вопросах, что спрашивать себя о чём-то само по себе стало у них смешным.
– Это плохо?
– Не знаю. Без чувства юмора человечество давно бы уже сошло с ума.
– А разве оно не безумно? Почитайте, сколько сейчас пишут об экологии.
– Раз пишут, значит не совсем безумно. Впрочем, больной всегда любит поговорить о своей болезни. Наверное, мир всё-таки безумен. Вот вы говорили о Боге, а ведь безумие – едва ли не единственная болезнь, при которой невозможно самолечение. Кто же тогда вылечит наш мир?
– А если мы будем лечить друг друга?
– Заражать друг друга своими болезнями, вы хотите сказать?
– Может быть, вы правы. А отсюда, действительно, прекрасный вид.