Перестройка - стр. 6
– Неужели подрался? – удовлетворенно басил отец. Владик представил, как он любовно приглаживает густые усы, что делал всегда, если бывал чем-то доволен. – Ну, слава богу! А то уж такой тюха у нас растет… Парню четырнадцать скоро. Не в нашу, не в паршинскую породу пошел Владька.
– Вот и хорошо, что не в вашу, – отвечала мама. Следующую фразу произнесла невнятно, наверное, откусывала нитку. – Достойный, интеллигентный мальчик растет. Не в кулаках сила.
Владик сморщился, раздраженно двинул по столу тарелку…
– Не спишь, Кузя? Так он, значит, спрашивает меня: «Поёшь»? Пою, говорю. Похвалил, молодцом меня назвал. Тут Сыч подвалил. Нужен я вдруг оказался. Я ему: Не видишь, что ли, нахалюга, с человеком я разговариваю? Кто тебя только воспитывал? Скис наш Тимоха сразу, отошел в сторонку. Я старичка проводил немного, оглянулся: Сыч сзади плетется. Чего тебе? – спрашиваю. Сыч говорит: «Дело есть непростое. Мне тут, недалеко, с одним пацаном разобраться нужно. Может, подсобишь?» Ну, время у меня было, отчего ж, думаю, не помочь, хоть и гад он, этот Сыч. Пошли мы с ним, еще Денис увязался за нами. Заворачиваем во двор, выходит, значит, тот самый пацан…
Владик представлял все ярко и отчетливо, до мельчайших подробностей. Белобрысый выходит, видит их троих, пугается. Владик уверенно кивает ему, чтобы тот не беспокоился, слушает, как Сыч требует у пацаненка какие-то деньги. Тот оправдывается, что нет у него, обещает отдать позже. Сыч наглеет, замахивается на пацаненка. Белобрысый боязливо втягивает голову в плечи, на глаза наворачиваются слезы. Дальше Владик терпеть такое безобразие не может.
– Иди в школу, – говорит он пацаненку. – Не бойся, ничего они тебе не сделают.
Сыч до того разозлился, что забыл даже, с кем дело имеет. Наступает на Владика, таращит свои рачьи глаза.
– Много на себя берешь, Парша?
– Не Парша, а Паршин, Владислав Паршин, – спокойно возражает ему Владик. – И впредь прощу не забывать. Еще раз скажешь это поганое слово – уши надеру. И попробуй только пальцем малого тронуть. Чтоб потом не обижался, понял?
Белобрысый смотрит на Владика с признательностью и восхищением. Полоз от бессильной злости зубами скрипит. И тут Сыч вконец забывается. Размахивается – и целит кулаком Владику в лицо. Только не на того напал. У Владика реакция – не этому самбисту зачуханному чета. Р-раз! – и он, Владик, каратистским приемом отбивает несущуюся к нему руку. Два! – принимает красивую, мужественную стойку. Неуловимое движение – и Сыч грохается на землю, как полупустой мешок с гнилой картошкой. Мы тоже кое-какие приемчики знаем!