Переписка. Письма митрополита Анастасия И.С. Шмелеву - стр. 36

Скажу только – самое ясное, – нам, простым православным! предательство и кощунствование. Ведь такое бездействие – самый сильный толчок от такого православия на советский лад… к расколам и отщеплениям – позор из позоров! самая грязная страница нашей церковной истории! Во мне кричит совесть, деянье, – ведь я не богослов тонкий. Но я – один из миллионов. Пастыри церкви страшатся называть Зло – его именем. Даже в воззвании к сбору на Академию или Богословский институт, – не помню, – митрополит не говорит полным голосом! Где же, как не здесь сказать истинное?! А теперь – страшное для дьявола движение сердца и духа в мире начинается, и… молчание?! Что за проклятие над нами?! Имеем двух пастырей… – и ничего не имеем. Мне кажется, что в эти страшные дни, – простите меня, дорогой! – вы, воспитывающие будущих пастырей, обязаны выяснить то, что смущает большинство нас, здешних. Русский народ, узнав все, заклеймит такую «церковь» и пойдет искать… другую. Сопоставьте с этим заявление менонитов: поверили псам, что в мире не осталось христианства, иначе разве стали бы народы признавать Дьявола?.. Теперь надо сказать то же и о пастырях здешних: порабощены, опустошили душу – и молчат, когда стали вопиять «камни», молчавшие 12 лет!..

Ну, нет сил писать. Вы понимаете все… Но что же делать? Словно дьявол связал души и заклепал рты. Своего добился… ссылкой на… каноническое право!!!.. Ваш Ив. Шмелев.

Неужели Вы так и не выскажете Евлогию? Я знаю, что Вы возмущены, иначе не может быть71.

10 апреля 1930 г.

Дорогой Антон Владимирович,

Вот уж – истинно могу сказать: соболезную! Так мне близко и понятно Ваше – и физически болевое и в нем проблески «маленьких благ», так необычайно остро чувствуемых, как Вы четко изобразили, – чувствуемых с какой-то «первозданной» остротой! Все это, все Ваши болезни, – итог всяческого переутомления. Природа неумолима, не прощает рекордов, ибо она вся – мера. Природа в Вас радуется, когда Вас тащат к норме, к той норме, которую Вы не признавали, и возликует, когда вы попадете в эту норму вполне. Она – учит болезнями, учит – мучает. Дай, Господи, преодолеть Вам эту «науку- наказание»! Верю, что преодолеете, – и уже не будете драть с себя семь шкур. А Вы с себя свыше 7 содрали. Теперь надо их наращивать.

Я болею тоже с 11 марта. Помню, 9-го, был у нас Бунин (была и кума милая), и я, помню, на вопрос Ивана Алексеевича о здоровье дерзко заявил, – слава Богу, чувствую себя хорошо, – вот почти 5 месяцев никаких болевых ощущений. И вот, дня через два – началось. Причина? Увлекся аппетитом и съел – позабыв и посты – штук 5 бутербродов с ветчиной! Такой аппетит появился! И пошло – старое. Через 3 недели стал входить в норму, да, должно быть, переборщил уже с лечением: дня три тому, должно быть, от излишнего приема порошков (висмут + кодеин + беладонна) в соединении с мигренью (ужасные головные боли), ночью поднялась такая рвота, что меня чуть не вывернуло наизнанку. Теперь – слабость, потеря всякого аппетита, потеря воли что-нибудь делать… А боли все же возвращаются, и я больше лежу, и никуда не годен. А тут близится срок отъезда (ужас это для меня!), и надо работать. И все, все падает на бедную мою Ольгу Александровну, святую! – слабеющую, но вида не подающую!! Это убивает душу. И как понимаешь радость (вспоминаемую!), когда ты здоров, когда вдруг вспомнится детское (и потому – здоровое) восприятие полоски солнца в комнате, несказанный запах струйки теплого, весеннего ветерка!.. (Только бы не гуденье аэропланов!) Жизнь прекрасна, – даже ущемленная (только не болезнью), – только мы никак не можем научиться понимать ее и слушаться ее.