Перелом любви со смещением - стр. 37
- Бабушка ничего не узнает!
- Я узнаю. Нет, милая. Не проси.
- А вот так? - тряхнув головой, чтобы прикрыть прядями волос покрасневшее от смущения лицо, я расстегнула свою блузку, под которую специально в тот вечер не надела лифчик. Невинная уловка невинной семнадцатилетней девушки, обожающей своего жениха и мечтающей ощутить себя принадлежащей ему без остатка.
По его виску скатилась капля пота, а стекла старенького форда, в котором мы смотрели очередной, прошедший мимо нашего сознания фильм в кинотеатре под открытым небом, окончательно запотели, скрывая от нас окружающий мир.
- Пожалуйста, Фергал. Прикоснись ко мне, - нажала рычаг, опускающий спинку моего сидения.
Никаких рук.
Я увидела, как заходили желваки, как побелели костяшки на сжатых в кулаки руках, стиснувших руль так крепко, что несчастная пластмасса жалобно заскрипела.
- Иисусе, детка, что ты творишь? - простонал он протяжно и зажмурил глаза. А потом, рыча молитвы вперемешку с проклятиями, упал ртом на затвердевшую моментально горошину соска. Он посасывал, облизывал, нежно прикусывал и тут же, будто прося прощения за укус, легонько дул на счастливицу, пока вторая изнывала в ожидании столь долго выпрашиваемой ласки. Он что-то шептал в мою грудь, обещал, уговаривал потерпеть и умолял не сводить его с ума своей сладостью.
А сладко было мне. Так сладко, так пронзительно, невыносимо сладко было подаваться навстречу его рту, его губам и языку. Так сладко было раздвигать дрожащие в предвкушении ноги, стыдясь немного промокших насквозь трусиков и в то же время желая, чтобы он почувствовал эту влагу. Ощутил ее, хотя бы на секунду опустил тяжелую ладонь туда, где ее тяжесть была так отчаянно желанна.
Никаких рук.
Он прятал ладони в карманы, садился на них, сцеплял их за спиной, умудряясь носом и зубами отодвинуть краешек хлопчатобумажной ткани и глубоко вдохнуть аромат моего желания - яркого, чистого, искреннего желания без памяти влюбленной в него молоденькой девушки.
От самого первого прикосновения его языка к мокрым складочкам, которые я тщательно, но напрасно выбривала последние несколько месяцев, я, как мне тогда показалось, потеряла сознание. Может, на секунду, а может, на несколько бесконечно прекрасных минут. Жаркая, ослепительная звезда вспыхнула в точке соприкосновения его языка и моего пульсирующего, набухшего клитора. Мы застонали в голос, оба. Не стесняясь, не сдерживая себя. Меня изогнуло дугой, и блузка сползла еще ниже, обнажив меня до самой талии. Губы пересохли, я захлебывалась то ли переполняющими меня эмоциями, то ли от недостатка воздуха, которого стало вдруг так мало. Внутренние мышцы мелко-мелко задрожали, а тянущая внутри пустота завопила, требуя немедленно заполнить ее. Завопила безмолвно, заставляя тело содрогаться в спазмах и бешено пульсируя, словно отчаянно пытаясь ухватить, задержать, заполнить себя этим божественным шелковым скольжением. И она докричалась - язык Фергала протискивался внутрь, преодолевая легкое сопротивление, и ускользал обратно, дразня обещанием вернуться. Колени упирались в холодную ручку дверцы с одной стороны и в рычаг переключения скоростей на руле до боли. Но мне было плевать в тот момент, что со стороны фордик наверняка похож на трясущегося в припадке паралитика. Мой самый первый оргазм принадлежал моему жениху. Принадлежал во всем своем потрясающем великолепии и безумии первого настоящего женского оргазма, испытанного с первым настоящим мужчиной.