Размер шрифта
-
+

Перекрестье земных путей - стр. 12

Атын, угрюмый и молчаливый, рассеянно слушал трескотню друзей. Билэр весело сетовал, что не взял с собой лука – знатен зверьем оказался здешний непуганый лес. То-то нескучное заделье найдется завтра охотничьей снасти!

Дьоллох взволновался, приметив пасмурность брата. Подступил было с расспросами, да отвлекся на похлебку. Спохватился, уже черпая со дна, глядь – место рядом опустело. Атын, разморенный горячей едой, успел залезть в шалаш. Вскоре и Билэр засвистел в шалаше простуженным носом.

Пока сидишь, не чувствуешь сытости, а встанешь – тяжелят сонливость и лень. Дьоллоха томило нытье в больной спине. Боялся лечь рано, бессонницей известись. Отосут заварил какое-то снадобье, велел выпить и погодить со сном, пока с ног не свалит. Посоветовал песню хорошую спеть, не втуне время пережидая. Сам запросил такую, чтобы душу зацепила покрепче. Дьоллох выбрал отрывок из старого олонхо – смертную песнь вожака. Вначале согрел ей путь, украсил напевом вынутого из укладки хомуса, с которым никогда не расставался. Потом хомус вроде бы задумался, и тут далеко-далеко заржал жеребец. Ему ответил другой. Ближе, звонче зацокали копыта. Жеребцы всхрапнули, приветствуя друг друга, но вдруг один зловеще скрежетнул зубами. Следом послышались глухой удар, костяной треск и тяжкий всплеск, будто кто-то разодрал непустой симир… Все это рассказывал, яркими звуками рисовал поющий-говорящий хомус. Затих вокруг лес, гулкие горы придержали дразнилки эха, прислушиваясь к негромкой песни.

Отчаянный конь, жеребец вороной,
давно ускакал ты, свободу любя,
а нынче в обличье чужом предо мной
возник, только сразу узнал я тебя!
Отцом нашим был знаменитый вожак,
стерег он в аласах норовистых жен,
и ты, однотравный, веселый лоншак,
был так же любовью, как я, окружен.
Резвились до третьей травы, а потом
соперников в нас заподозрил отец
и, чтобы владеть одному табуном,
изгнал повзрослевших сынов наконец.
Гуляли мы, два молодых жеребца,
в небесных угодьях под яркой луной…
Неужто пришел ты спросить за отца,
в законном сраженье убитого мной?
Зачем поменял ты наследную масть
и ранил копытом утробу мою?
Коль надобны стали главенство и власть,
ты мог победить меня в честном бою!
Тогда бы табун покорился тебе,
признали бы все остальные кругом…
Но ложь предпочел ты открытой борьбе –
явился ко мне потаенным врагом!
Прощай же, кончаю предсмертную речь,
злосчастный предатель, неправедный брат,
теперь лишь медведи и волки стеречь
возьмутся подруг моих и жеребят!

Влагой блеснули глаза Отосута. Задела, знать, песнь, сплетенная из гордых перекатов и высоких коленцев, из боли и горечи слов, струн голоса – прозрачных, звенящих и скорбных.

Страница 12