ПЬЕР - стр. 62
IV
«Расскажи мне, тетя», – так впервые спросил её маленький Пьер, задолго до того, как портрет стал ему принадлежать – «расскажи мне, тетя, как этот портрет на стуле, как ты его называешь, был написан, – кто написал его? – чей был этот стул? – этот стул теперь у тебя? – Я не вижу его здесь, в твоей комнате, – почему папа смотрит так странно? – Я хотел бы теперь узнать, о чем тогда папа думал. Теперь, дорогая тетя, расскажи мне все об этой картине, чтобы, когда она будет моей, как ты обещаешь, я знал всю её историю»
«Тогда присядь, веди себя как можно тише и будь внимательным, мое дорогое дитя», – сказала тетя Доротея, одновременно повернув голову, дрожа и пытаясь разыскать свой карман, пока маленький Пьер не вскричал: «Тетя, разве история картины не описана в какой-нибудь из маленьких книжек, которые ты пытаешься вынуть и прочитать?»
«Где мой носовой платок, дитя мое?»
«Вот, тетя, он здесь под твоим локтем; здесь, на столе; здесь, тетя; возьми его, возьми. О не говори сейчас о картине; я не буду слушать»
«Останься, мой дорогой Пьер», – сказала его тетя, взяв носовой платок, – «задерни немного занавес, мой дорогой; свет вредит моим глазам. Теперь подойди к шкафу и принеси мне мой темный платок, – запасись терпением… Вот спасибо, Пьер; теперь снова присядь, и я начну… Картина была написана давно, дитя мое; ты тогда еще не родился»
«Не родился?» – вскричал маленький Пьер.
«Не родился», – сказала его тетя.
«Ну, продолжай, тетя; но не говори мне снова, что когда-то давно я был не маленьким Пьером вообще, а мой отец уже жил. Продолжай, тетя, – да, продолжай!»
«Зачем ты так нервничаешь, дитя мое, – будь терпелив; я очень стара, Пьер, а старики всегда не любят торопиться»
«Теперь, моя родная дорогая тетя Доротея, действительно прости мне это один раз и продолжай свою историю»
«Когда твой бедный отец был настоящим молодым человеком, мой мальчик, он во время одного из своих долгих осенних визитов к своим друзьям в этом городе состоял в доверительном общении со своим кузеном, Ральфом Уинвудом, который был его ровесником, – тот тоже был прекрасным юношей, как и Пьер»
«Я никогда не видел его, тетя; скажи, где он теперь?» – прервал Пьер; – «он теперь живет в деревне, как мама и я?»
«Да, дитя мое; но это далекая, красивая дервня, я полагаю, – он находится на небесах, я уверена»
«Умер», – вздохнул маленький Пьер – «продолжай, тётя».
«Тогда кузен Ральф очень любил живопись, дитя моё, и он провел множество часов в комнате, кругом завешенной картинами и портретами; и там у него были свой мольберт и кисти; и он очень любил рисовать своих друзей и развешивать их портреты у себя дома на стенах так, чтобы, находясь в полном одиночестве, у него все же была большая компания, которая навсегда оставалась средой их наилучшего самовыражения в его отношении и никогда не раздражала его, никогда не сталкивалась с ним и не злила, маленький Пьер. Часто он умолял твоего отца посидеть у него, говоря, что его тихий круг друзей никогда не будет полон, если бы твой отец не согласится присоединиться к нему. Но в те дни, мой мальчик, твой отец всегда находился в движении. Мне было трудно заставить его оставаться на месте, в то время я вязала ему шейный платок; поэтому он никогда не приезжал ни к кому, кроме меня. Таким образом, он всегда откладывал и откладывал посещение кузена Ральфа. „Как-нибудь в другое время, кузен; не сегодня; – возможно, завтра, – или на следующей неделе“; – и так, наконец, кузен Ральф впал в отчаяние. Но я все-таки поймаю его, вскричал хитрый кузен Ральф. Таким образом, он уже больше ничего не сказал твоему отцу о его портрете, но каждое утро выкладывал свой мольберт, кисти и все необходимое, чтобы быть готовым к первым мгновеньям визита твоего отца, если тот сейчас или позже, но все же заглянет к нему во время своих долгих прогулок, поскольку у твоего отца была привычка время от времени наносить мимолетные ответные визиты кузену Ральфу в его мастерскую. – Ну, дитя мое, теперь ты можешь раздвинуть занавес – здесь, как мне кажется, становится очень мрачно,»