Пепел Клааса - стр. 24
– Ах ты, скотина! Ах ты червь книжный! Плесень ты погребная! Уключина дьявола! Много вас развелось, троглодитов! Честной девушке от вас проходу нет! Только и знаете, что слоняться по городам, бездельники, да трудовой люд поносить! Ты взгляни на себя, воловий ты хвост! Больно ты нужен моей Кэте, немытое твоё рыло!
– Ну, насчёт рыла не знаю, а о прочих достоинствах можете дочку расспросить. Впрочем, скоро и сами увидите. Она аккурат к рождеству посылочку-то от меня и справит!
Взрыв хохота, брань. Новые голоса, должно быть, соседи. Гвалт поднялся необыкновенный, дело шло к потасовке. Шварц закрыл окно и пригубил из кубка.
– Признайтесь, – рассмеялся Бегайм, – Вы просто разжигаете наше любопытство.
– Вовсе нет, дорогой Лоренц.
Собеседники стали позволять себе легкую фамильярность.
– Лоренц, Вы ещё не признали своё поражение, – напомнил Дюрер, наматывая белокурый локон на холеный палец. – Мне думается, благородный Шварц прекрасно объяснил свой тезис об умеренности как служанке Хроноса.
– Благодарю германского Апеллеса, – воскликнул Шварц, осушив кубок.
– И всё же, Абеляр – не более чем уловка! – упорствовал Бегайм.
– Отнюдь, – настаивал Конрад.
– Не томите, – потребовал Пиркгеймер. – Что это за свидетельство, которое рекомендует пить и ни о чём не тужить?
– Абеляр говорит не о питии, но о занятии не менее достойном.
– Неужели? – рассмеялся Шварц из Нюрнберга. – Полагаю, об учёных занятиях?
– Нет, о любви. О плотской любви!
– А, эта история с Элоизой! – отмахнулся Бегайм. – Боюсь, Вы попали в сети, которые сами и расставили. Разве Абеляр не пишет о позоре, коему был подвергнут? Разве не раскаивается в совершённом прелюбодеянии? Разве не сокрушается о своём безумии, навлекшем страшную месть дяди?
– Страшную месть? – оживился Генрих.
– Да, страшную. Ибо только лишь Ориген мог согласиться на такое добровольно во имя добродетели.
– Да что же с ним сделали?
– С кем, с Оригеном, или с Абеляром?
– С обоими! – зашёлся хмельным хохотом Пиркгемер.
Беседа всё более походила на те речи, которые во все времена можно услышать повсюду, где случиться быть питейному заведению.
– Абеляра… – Бегайм окинул любопытных торжествующим взглядом, – оскопили! Да, соделали евнухом, или как он сам говорит, ежели мне не изменяет память, «изуродовали те части тела, которыми» он «совершил то, на что они жаловались».
– О, ужас! – возмутился Нюрнбергский рыцарь. – Бедолага!
– И вопреки Вашему утверждению, – Бегайм тщетно попытался дотянуться указательным пальцем до рыцарской цепи на шее Конрада, – Абеляр с величайшим прискорбием вспоминает свой безумный поступок и признаёт справедливость кары, которую навлекло на него Провидение!