Пентюх - стр. 22
– Эт-то что? – от волнения я даже заикаться начал.
– А это как раз Федос убиенного нарисовал! – стал объяснять мне староста.
Я сел на какое-то брёвнышко, достал папироску и закурил, поглядывая на каракули. Тварь неодобрительно покосилась на меня, но ничего не сказала. Хотя она и говорить не умеет, конечно, но это не важно. Я поскрёб затылок и проговорил:
– Зовите, Владимир Пантелеевич, своего микеланджело!
– Кого звать? – всполошился староста, – Мы таких не знаем, господин Пентюх!
– Федоса зовите! Пусть объясняет, что нарисовал! А то непонятно ни черта.
– Как непонятно? – Корюх аж руками всплеснул: – Вот же мундир! Иностранный. И пуговицы на нём. Блестящие. Видите?
– А! – воскликнул я, – Эти паучки – пуговицы?
– Какие паучки? – обиделся Владимир Пантелеевич, отчего лицо его ещё больше сморщинилось, а глаза, казалось, ещё ближе съехались друг к другу: – Это пуговки! А от них лучики! Сияли пуговки так, значит!
– Понятно, – я затянулся и спросил: – А эта клякса слева что значит?
– Какая клякса? – чуть не в ужасе вскричал староста: – Орден какой-то был у него на кафтане! С мечами! Видите? Мечи нарисованы!
– Мечей не вижу, – честно ответил я, встал, подошёл поближе: – Я думал – это крестики какие-то.
– Мечи же! – у старосты даже губы от обиды задрожали: – Вы гляньте, как Федос нарисовал красиво! Прямо, как было на убиенном! Не отличить!
Я проморгался, глядя на каракули на стене. Подумал уже, что с ума схожу. И спросил осторожно:
– А вот эта кля… э-э-э-э орден? На брюхе?
– Да какой же это орден? Пряжка от ремня! Тоже блескучая! Видите, как лучики от неё? Прям во все стороны блестят!
– Ага, – я глубокомысленно покивал и спросил: – А раны на нём были?
– Вот этого не видали! – категорично заявил староста, – Мы его быстренько завернули и закопали! Чтобы не вонял. Не рассматривали-с.
– А мундир снимали-то с покойного? – я выкинул окурок. Подумал и затоптал его.
– Зачем? – удивился староста, – В мундире и закопали!
– Закопали далеко?
– За кладбищем сразу! Кто его знает, какой веры? Батюшка сказал, что отпевать не будет. Человек незнакомый, а вдруг не христианской веры?
Я вздохнул тяжело, посмотрел на Тварь и спросил:
– А как вы поняли, что он убиенный?
Староста потоптался, почесал темечко и ответил нерешительно:
– Так годков тридцать на вид ему было. Вид не хворый. Отчего ж ещё умирать в таком возрасте?
Я вздохнул ещё раз и проговорил печально:
– Ну что, Владимир Пантелеевич, берите пару мужиков с лопатами, будем откапывать вашего убиенного!
– Как откапывать? – оторопел староста.
– Как-как? Лопатами! – я посмотрел на ошалевшего старосту и пояснил: – У меня указание от пристава и председателя земской управы – сделать опись ран на теле убиенного. Если он убиенный, конечно. Потому берите мужиков и пошли копать!