Печатник. Печать Тьмы - стр. 48
– Итак, господа судьи, господа клеветники, мой клиент – молодой, прошу особо это отметить – человек, который в жаркий день шел по своим делам по рынку… – взял слово языкарь, заложив руки за спину и расхаживая вдоль судейского стола. Голос его выровнялся и начал набирать силу.
– По своим воровским делам, конечно, – криво усмехнулся один из клеветников.
– Протестую, ваша честь! – вскинулся Поцук.
– Протест принят. Обвиняемый не является вором, это мы уже выяснили.
– Так вот значит шел он, мучаемый нестерпимой жаждой, и тут взгляд его упал на… – театральным жестом вытянул руки в строну красотки Фелины языкарь.
Девушка гордо выпрямилась, отчего высокая грудь ее еще сильнее натянула тонкую ткань и без того довольно таки обтягивающего платья. Взгляды всех без исключения присутствующих мужчин устремились к двум соблазнительным холмам, мерно вздымающимся в такт ее дыхания.
– На несколько сочных, спелых и ароматных яблок, которые так манят взор, и наверняка замечательно утоляют жажду, – продолжал Поцук.
– Эх, хороши яблочки… – мечтательно вздохнул один из стражей.
– Кстати, насколько я понимаю, среди свидетелей есть и те, кто задерживал обвиняемого? Господа, попрошу вас вспомнить – были ли у моего подзащитного при себе деньги, чтобы расплатиться за пару яблок?
– А то как же! Сорок три серебра и десять медяков, – отозвался стражник, который обыскивал Айвена при аресте.
– Вот! Прошу отметить тот факт, что у обвиняемого было вполне достаточно средств, чтобы купить эти дивные, – снова повел рукою в стороны госпожи Урс языкарь, – и манящие плоды. Что он и решил сделать, ведь так, господин обвиняемый?
Юноша утвердительно кивнул, не совсем понимая, что от него хотят. Как и в тот злосчастный день, он глаз не сводил с прекрасной Фелины, упиваясь ее красотой, и мыслями своими был далеко-далеко от зала Откровений.
– Как и любой честный житель или гость нашего славного города! Разумеется, сначала он должен был выбрать яблоко повкуснее. И я ума не приложу, почему безмерно мною уважаемая не только за свою красоту, но и за свой гибкий ум госпожа Урс приняла этот невинный жест за попытку ее обокрасть. – вот теперь-то Питер Поцук пустил в ход очарование своего голоса, снова ставшего бархатистым и обволакивающим! И судьи, и клеветники, и даже сама потерпевшая согласно кивали в такт его словам, а к белому камню на чашу весов лег еще один. Впрочем, как оказалось, чтобы околдовать красавицу, нужно было что-нибудь посильнее, чем вкрадчивый голос языкаря.
– Тогда зачем он стащил мое кольцо? – выкрикнула вдруг она, ткнув пальцем в сторону юноши. Лицо того болезненно скривилось, словно этот палец пронзил ему сердце.