Печальные тропики - стр. 60
Более молодые страны усвоили урок. В Бразилии, которая знала нескольких блестящих индивидуальных достижений: Эуклидес да Куна, Освальду Круз, Шагас, Вилла-Лобос – культура оставалась до недавнего времени игрушкой в руках богатых. Итолько благодаря тому, что олигархии потребовалось привлечь на свою сторону широкие слои светского и гражданского общества, чтобы противодействовать традиционному влиянию церкви и армии, так же как и личной власти, был создан университет Сан-Паулу, который должен был способствовать приобщению к культуре более широкой аудитории.
Когда я прибыл в Бразилию для участия в его создании, то – как мне помнится – воспринял унизительное положение моих местных коллег с жалостью и отчасти с высокомерием. Видя скудно оплачиваемый труд преподавателей, я был горд, что принадлежу стране старой культуры, где занятие либеральной профессией окружено гарантиями и престижем. Мог ли я тогда предположить, что мои малоимущие ученики двадцать лет спустя займут места за кафедрами университетов, порой более многочисленных и лучше оснащенных, чем наши, и будут располагать библиотеками, о которых мы могли только мечтать.
Мужчины и женщины всех возрастов, с разных концов страны, стремились посетить наши лекции с подозрительным рвением: молодые люди, которым наш диплом позволит получить должность, ранее совершенно для них недоступную; или уже состоявшиеся в своей профессии адвокаты, инженеры, политики, которые опасались в недалеком будущем уступить в конкурентной борьбе из-за отсутствия университетского образования, получить которое им помешало лишь отсутствие благоразумия. Все они были терзаемы пошловатыми и деструктивными сомнениями, внушенными отчасти устарелой французской традицией в стиле «парижской жизни» прошлого века, которую привили бразильские кузены персонажей Мейака и Алеви, но в большей степени характерными признаками социальной эволюции, присущими и эволюции Парижа XIX века. Этот эволюционный процесс сейчас в точности воспроизводился в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро: быстрыми темпами шло увеличение разрыва между городом и деревней, причем один развивался в ущерб другой, быстро увеличивающееся в численности городское население стремилось избавиться от деревенской наивности, черты, присущей в Бразилии XX века caipira – то есть мужланам, – как она была показана уроженцами Арпажона или Шарантоно в наших бульварных пьесах. В связи с этим мне вспоминается одна забавная история.
На одной из улиц, в сущности, деревенских, несмотря на длину в три или четыре километра, которые тянулись из центра Сан-Паулу, итальянская колония возвела статую императора Августа. Бронзовая копия античной мраморной статуи, в натуральную величину, она была весьма посредственна, но в любом случае заслуживала некоторого уважения в городе, лишенном иных исторических свидетельств прошлых веков. Население Сан-Паулу решило, что рука, поднятая для римского приветствия, означала: «Здесь живет Карлито». Карлос Перейра де Суза, бывший министр и влиятельный политический деятель, владел в указанном императорской рукой направлении одним из огромных домов, выстроенных в линию, из кирпичей и самана и оштукатуренных сероватой известью, уже лет двадцать как облупившейся, пытаясь намекнуть завитками и розетками на роскошь колониальной эпохи.