Печальная история братьев Гроссбарт - стр. 66
– Ты знал, что она ведьма, и все равно позволил ей ко мне прикоснуться? – возмущенно спросил Манфрид, когда они сели перекусить, глядя вниз, на пройденный за утро отрезок склона.
– Выбора не было особо, – ответил Гегель.
– Мог бы укрепиться в вере, положиться на Деву Марию, а не на какую-то еретичку.
– Да ну? Ты пятнами покрылся и до утра не дотянул бы.
– Выходит, ты рискнул моей душой, чтоб только спасти мою плоть?
– Только я рисковал своей душой. Мог бы хоть спасибо сказать, неблагодарная ты манда!
Гегель откусил большой кусок полусырой конины.
– Послушай, братец, – сказал Манфрид отеческим тоном. – Я на тебя не злюсь, просто говорю, что тебе стоило проявить немного больше разборчивости в том, с кем ты дела заводишь. Я уверен, что намерения у тебя были правильные, и на сей раз нам повезло, что оба остались в живых. Но в другой раз…
– В другой раз оставлю тебя на поживу воронью! – огрызнулся Гегель. – Ты понятия не имеешь, что́ я ради тебя сделал, а ведешь себя так, будто я тебе в бороду насрал. Вот уж брат так брат!
– Из-за тебя нас прокляли, Гегель!
– И что с того? Боишься, что не сможем снять проклятье? Не в первый раз нам кто-то пожелал смерти.
– Верно, но когда проклинает ведьма – это другое дело. Зачем она вообще нас вылечила? Сам понимаешь, вся эта чепуха, мол, потом с вами разделаюсь, ни гроша не стоит.
Гегель побледнел и отложил мясо:
– Пора выдвигаться.
– А какая была цена? – тихо спросил Манфрид. – Не душа же твоя? Не душа ведь?
– Сам не знаю, – дрожащим голосом прошептал Гегель. – Надеюсь, что нет. Просто помни, что ты умер бы, если бы я не сделал того, что сделал.
И он зашагал прочь, а Манфрид быстро собрал вещи и поспешил следом.
Нагнав брата, он хлопнул Гегеля по плечу:
– Я не забуду. Просто теперь нужно быть поосторожнее, раз уж нас прокляли. Но мы от всякой скверны очистимся своей праведностью и благочестием.
– Ага. Точно. Осторожнее.
Гегель сомневался, что кто-нибудь, кроме, разве что, самой Девы Марии, сможет очистить его от греха. Он помнил тепло ее тела, как в порыве страсти называл ее Марией и обещал ей свою верность. Всякий раз, как он об этом думал, кишки в животе словно затягивались в тугой узел. Ведь это было единственное деяние во всей его черной жизни, в котором Гегель и правда раскаивался.
Ветер высушил пот, но холод никуда не делся, так что братья начинали стучать зубами всякий раз, когда останавливались, чтобы осмотреть местность. Несколько часов спустя они оказались на склоне горы, как две капли воды похожем на несколько предыдущих, но Манфрид верил, что брат не водит их кругами. Гегель не был в этом уверен и нервно жевал бороду, пока они не выбрались на гребень, откуда стало видно, что Гроссбарты не заблудились – за грядой, которую они преодолели, открывалось глубокое ущелье. А по следующей горе, точно вровень с тем местом, где они стояли, змеилась наезженная дорога. Гегель дрожал от счастья, а Манфрид продемонстрировал степень своего исцеления тем, что пустился в пляс на каменистом склоне.