Печальная история братьев Гроссбарт - стр. 37

Генрих кивнул. Он отлично понимал, почему Эгон не хочет продавать свою единственную лошадь, когда до посевной всего-то зима осталась.

– А если коней не найдем, – продолжил Эгон, – что ж, я тебя вывезу точно на большак, к которому они, наверное, двинутся. Получишь небольшое преимущество, они ведь свернули в горы по старой охотничьей тропе, срезать решили. Но я-то знаю, что эта дорожка никуда не ведет, им еще много дней, если не недель топать, пока выйдут на настоящий тракт. Если, конечно, они отправились на юг.

Больше им нечего было сказать по этому поводу. Генрих не понимал, как можно обвинить его в том, что произошло за последние несколько дней. Он взобрался на лошадь так, чтобы сесть позади своего последнего друга, и, объехав дом, они направились к южной дороге. По пути их перехватил сын Эгона с мешком репы, а потом они ускакали. Генрих его даже не поблагодарил. Он только и мог думать, что проклятых братьев не догнать без собственной лошади.

Манфрид дрожал и обливался потом: чувствуя приближение смерти, мозг одарил его приличествующими ситуации кошмарами. Мантикора гналась за ним по сужавшимся пещерным переходам, где у Манфрида не было ни оружия, ни веры, ни брата. Не суждено ему вынести на свет из пустынных гробниц жемчуга, только борода его будет продолжать расти в могиле.

За этот день Гегель десяток раз чуть не уронил больного брата, когда поскальзывался на мху и гнили, но продолжал волочить его через сумрачный лес. Гегель решил, что рожденные в глубинных полостях миазмы поразили Манфрида, не допуская мысли о яде мантикоры. Таким образом, нужно выбраться на вершину холма или горы, где ветра не позволят скапливаться чумным парам.

Оба Гроссбарта едва не умерли от чумы, когда им сравнялось десять, так что Гегель знал симптомы, равно как и надежное средство для лечения: поскольку Манфрид еще не покрылся бубонами, его могли спасти чистый воздух и молитва. Матери это наверняка было известно, вот почему она отвела их в полуразрушенную лачугу высоко в горах и бросила там, когда их телесные гуморы омрачились болезнью.

Гегель тащил за собой задубевшую шкуру Болвана за его же поводья, но тяжкий вес брата на плечах заставил оставить в лагере бо́льшую часть мяса. Тяжело дыша, Гегель ковылял вверх по течению ручья, заключив, что это самый верный способ забраться повыше. Останавливаясь, только когда чуть не падал от изнеможения, Гегель продвигался вперед. От физических усилий по его раненой правой руке тек уже не только пот. В этом жутком лесу полдень так и не наступил: следом за утром сразу пришел вечер. Снегопад усилился, а под грузом обмякшего тела брата плечи Гегеля сотрясались от настырного кашля.