Пазлы судьбы - стр. 27
И завибрировал-задрожал воздух.
Оживление, аплодисменты, первые томно-хрипучие пряные звуки, которые мог издавать только саксофон. Длинная фигура изогнулась под стать своему инструменту.
– Митька, давай! – радостно крикнул кто-то в углу, и это восклицание отозвалось смехом, свистом и хлопками – здесь явно собралась давно знающая друг друга компания. Давние друзья, которым было легко и беззаботно вместе.
Неизвестно как, но Людмила, жена Володи, оказалась вдруг сидящей рядом с пианистом и легко подхватывала его пассажи. Это был игривый диалог в четыре руки, словно переброс шутками.
– Во дают! – оценил Руслан.
– То ли еще будет, – подмигнул Володя. – Здесь скучать не приходится.
Зрители смеялись, шутили, хлопали. За столик вернулась Людмила – воодушевленная, радостно-возбужденная после игры.
А затем рядом с фортепиано возникла еще одна странная фигура в серебристом балахоне, увенчанная шапкой кудрявых африканских волос. Собственно, кроме этой шевелюры и балахона, видно ничего и не было, поскольку фигура стояла к зрителям спиной.
В зале затаили дыхание, услышав вступление.
– Ой, знакомое что-то, – встрепенулась Диана.
– Естественно, Гершвин же, – пожал плечами Володя, отчего-то внимательно вглядывавшийся в певицу.
Диана беспомощно взглянула на мужа – фамилия композитора ей явно ни о чем не говорила, хотя зазвучавшую мелодию она наверняка слышала.
– Колыбельная Клары из оперы «Порги и Бесс», – быстрым шепотом объяснил ей Руслан. – Потом расскажу, ладно?
Первые же три ноты музыкальной темы, нежно, проникновенно и высоко спетые после небольшой паузы, сорвали аплодисменты: «Summertime…»
Руслан приготовился слушать, но отвлекло то, что соседи по столу отчего-то вдруг оживились и зашептались.
– Это Леночка?
– Похоже, да…
– А откуда у нее такое высокое сопрано? – вполголоса перебросились быстрыми репликами Володя и Люда.
Руслан не особенно прислушивался к их разговору, гораздо больше его занимала музыка. Слушая, он наслаждался каждым мгновением, каждой нотой.
Он точно вернулся домой после долгого отсутствия, в один миг ощутив: это его мир. Мир музыки. Тот, который наполнял его когда-то без остатка, но на долгие годы был заперт внутри его, как в темнице, под грузом обстоятельств, обязательств и прочего. Оказывается, вот ведь все как просто. Можно жить и так – легко, спокойно, свободно, не натужно. Это был мир его радости, свободы и любви, эта радость немедля хлынула в душу, словно полноводная река, которую больше не сдерживала никакая плотина. И вряд ли этот поток нес с собой разрушение. Эти воды призваны были напитать сад, почти погибший от засухи, вернуть его к жизни и вновь подарить возможность цвести.