Пазлы. Сборник рассказов и эссе - стр. 7
В небольшом зале «родного» аэропорта он, наконец, разглядел «звонкого» мальчишку и его маму, – в самолете оборачиваться было неудобно. Мальчик оказался вовсе даже не мозглявый, а весьма упитанный и розовощекий, ушей под кроличьей шапкой не было видно. Так что тут воображение Бузина промахнулось. А мама оказалась стройной молодой сероглазой женщиной, ей очень шло приталенное пальто с капюшоном, прямо-таки «брыльска-надя» из «Иронии судьбы», или это уже фантазия Бузина навела на нее свою новогоднюю оптику. Она держала сына за руку, растерянно оглядываясь, и ее растерянность тоже показалась по- новогоднему милой и трогательной. Хотелось их как-то поддержать, подбодрить, но он лишь спросил у нее: «Телефон ищете?»
– Да, подскажите.
Бузин кивком указал направление, и подмигнул пацану, удивленно вытаращившему мамины серые глазенки. Отчего-то ему безусловно верилось, что они встретят новый год вместе со своим папой.
В темно-сером зимнем вечернем небе «Барнеаполя», подсвеченные огнями аэропорта, кружились, лениво гоняясь друг за другом искрящиеся снежинки. На остановке уже ждал «под парами» автобус в город, такой «родной» номер сто десятый. Бузину вдруг вспомнился сон из самолета, казавшийся теперь не страшным, а смешным: «Как дети, ей-богу, в чем смысл жизни? Почему англичане говорят по-английски? Да потому-что!»
Улыбаясь, он заскочил в автобус.
Дремлет притихший…
В семьдесят-таком-то году Борька Трикстеров пошёл в первый класс. «В первый класс в первый раз!» – повторял он про себя смешащую его фразу, когда мама вела его за руку к школе, солнечным утром первого сентября. «А завтра, значит, будет: в первый класс – второй раз», – усмехнулся. «Стало быть, в последний день перед летними каникулами, триста шестьдесят пять минус девяноста два летних, минус все выходные, праздники, каникулы, точно всё равно сосчитать не получится, как там эти каникулы распределятся? Ну, допустим, детские белёсые брови нахмурились, «в первый класс – в сто девяносто седьмой раз», – подсчёт окончательно развеселил, и он хохотнул. Мама поняла это по-своему и, улыбнувшись, спросила: «Радостно?»
– Очень!
Родители Борьки, сотрудники научно-исследовательского института критики буржуазной идеологии и ревизионизма, сокращенно НИИ БИИР, считали, что к школе своего отпрыска подготовили вполне. Они знали, что он умеет читать и писать, считать в рамках арифметики, немного изъясняться по-английски, в пределах первого класса спецшколы, но не предполагали, насколько далеко это зашло на самом деле. Когда папа с мамой на кухне вполголоса на инглише обсуждали необходимость поиска «аутентичного марксизма» и возможность адаптации идей франкфуртской школы к советской действительности, посмеивались над твердолобостью коллег из соседнего НИИ Научного Коммунизма (никак не сокращали), они даже не предполагали, что их разговор сканируется «снизу»*. А уж когда папа шутливо говорил маме: «Сдал отчёт по БИИР, может быть по beer?», их цинизм считывался стопроцентно, молча, не по-детски скрытно**.