Паук приглашает на танец - стр. 19
– Тогда я бы возненавидела это пирожное.
– Так, по-вашему, ненависть противоположна любви?
– А разве нет?
– Нет. Равнодушие – вот истинный антипод.
– То есть, пока я здесь, мне придётся любить ореховую корзинку?
– Именно.
– И нет другого выхода?
– Разве что залепить себе уши воском, потому что заставить корзинку молчать очень проблематично.
Скорее, нереально. А стоит леди Фабиане заговорить, тем паче, запеть, и пытаться противиться её чарам – всё равно что дуть на океан, в надежде отвести надвигающееся цунами.
– Но вам повезло родиться женщиной. На вас её влияние сравни легкому ветерку, – усмехнулся граф.
– А на вас другое?
– Другое, – уклонился он от подробностей, а расспрашивать было бы неуместно. – Да отложите вы, наконец, эту книгу! Между сиренами и русалками нет ничего общего.
– Разве?
– Да. Хотя многие ошибаются, считая их родственными. Когда-то мы тоже так думали… Знаете, однажды в наши края приехал бродячий цирк. Повсюду были афиши, сулившие зрителям невообразимое морское чудо: русалку. Фабиана загорелась увидеть его…
– И что же?
– Когда мы вошли в шатёр, взору предстала ванна с формальдегидным раствором, в которой плавал начинающий подгнивать труп обезьяны: к верхней части туловища они леской пришили хвост крупной трески. Личико сморщенное, всё скукоженное и почерневшее – премерзкий уродец. Фабиана тогда очень разозлилась.
Могу себе представить: совершенную Фабиану Мортленд записали в родственницы к полуразложившемуся примату с рыбьим хвостом.
– Знаете, что она тогда сделала?
– Пожаловалась директору цирка?
– Лучше. – Губы графа раздвинула хищная улыбка, он даже причмокнул. – Она позвала его в шатёр и самым сладким из своих голосов велела ему выпить формальдегид.
Я содрогнулась, не знаю, от чего больше: отвратительного рассказа или плотоядного удовлетворения, сверкнувшего в глазах графа при этом воспоминании.
– Он послушался?
– Вы ведь уже знаете, как убедительна может быть Фабиана. Не просто выпил, ещё и русалкой своей закусил.
– И остался после этого жив? – Моё сердце покрылось холодной коркой, а колени начали подрагивать при мысли о том, во что я ввязалась.
– Понятия не имею, – беспечно пожал плечами граф и продолжил уже обычным тоном. – Когда мы уходили, его всё ещё выворачивало кровью, так что вполне мог и оклематься.
– А что же вы?
– А что я?
– Леди Фабиана сирена, а потому… не обладает искрой.
– Не человек, вы хотите сказать.
Я кивнула и постаралась, чтобы голос звучал незаинтересованно:
– В чём же была ваша искра?
– Я, знаете-ли, всегда был нерадивым ребенком. Гувернантки сменялись так быстро, что я не успевал запоминать имена. Моя искра так и осталась слабенькой, на троечку.