Паучий заговор - стр. 22
— Почему? — Я удивилась, когда услышала собственный уверенный голос.
— Запрещено, уходи.
— А что разрешено? Замучить бедного лорда до смерти? Лорд Торсонт страдает от подагры, я принесла его снадобья…
— Сказано тебе, запрещено! — гаркнул другой стражник, помоложе. Он нахмурился и скривил губы, будто смотрел на раздавленное насекомое.
Неужели им и впрямь было все равно? Пожилой лорд прямо сейчас страдал от боли. Я вспыхнула от злости и подбежала к столу.
— Вот, смотрите: бинты, мазь, отвар…
Склянки стучали о поверхность стола, стражники что-то бубнили и прожигали меня глазами. Ничего, потерпят, как Торсонт.
— Вам и лекарей велели не пускать? Несчастный болен, я только обработаю его ногу и уйду. Что здесь дурного, скажите? Господин, у вас есть отец?
— Женщина! Убери свой хлам! — взревел лысый стражник и вскочил на ноги.
На столе лежали фишки с черными точками, половину из которых я ненароком смахнула на пол. Стражники засуетились как ужаленные, боги, ведь перед ними была не высокородная дама, а простая служанка. От этой мысли похолодело в груди: сейчас со мной не будут церемониться, накажут.
— Родлик, отведи ее к старику, чтоб уже убралась отсюда на ослиный кол! — крикнул лысый.
На ослиный что? Я поняла, но искала другой смысл. Щеки загорелись, когда Родлик усмехнулся:
— Иди уже, потом помечтаешь.
Он направился к воротам, и я быстро сложила вещи в корзину.
Дверь открывалась с отрывистым стуком, похожем на хрип, будто из проема сейчас вывалится тощий пленник в лохмотьях. Я с трудом заставила себя войти внутрь и облегченно выдохнула, увидев простой длинный коридор с деревянными дверьми по обеим сторонам. В каждой было окно с решеткой, а рядом висели факелы. Стражник снял один и открыл передо мной дверь камеры. Только я обрадовалась, что избежала обыска, как снизошло озарение — этого не требовалось, потому что стражник не уйдет. Он вошел в камеру и поудобнее встал у стенки, сказав в глубину:
— Посетитель.
Тут же раздался кашель и скрипучий голос лорда Торсонта:
— Велиана, Ламиранс? Сучьи дети, явились наконец! Ждали, пока я не выдержу и отгрызу себе ногу? А ну зайди, кто там!
Даже этот добрый старик позволял себе такие выражения. Было горько не от слов, а понимания, что мир оказался таким.
Я забыла обо всем, войдя в камеру — маленькую каменную коробку без факела и свечей. Торсонту не дали даже кровати, и он лежал на соломе. Несчастный даже сесть не мог, только упирался локтями в пол и барахтался. Лорд будто высох, кожа облепила костлявое лицо, а жидких волос стало еще меньше. Камзол из синего бархата смотрелся, как насмешка — беднягу бросили сюда и забыли, чтобы он никому не мешал.