Паучье княжество - стр. 7

Новый дом выглядел совершенно… иначе.

Как только дверь за учителем закрылась, Маришка медленно досчитала до двадцати. И только затем свесилась с кровати, чтобы выудить из саквояжа тетрадь.

– Ты сег'ьёзно? – Настя, бесшумно соскользнувшая на пол, так и замерла с вытянутой за дорожной сумкой рукой. Она вылупилась на подружку широко распахнутыми кукольными глазами. – Что, по пг'авде не пойдёшь?

– Куда?

– Куда? – протянула подруга. – Володя нас ждёт.

Маришка положила тетрадь на колени и едва слышно пробормотала:

– У Володи шило в заду.

И бросила быстрый взгляд на Танюшу – не услыхала ли её та. Но девчонка неподвижно лежала в своей кровати, пялясь в потолок.

Настя приложила к груди выходное платье – из тех, что знатные господарочки иногда жаловали хорошеньким выпускницам. Совсем простенькое, но светлое. Такие в приюте задерживались лишь у тех, кто был под чьим-нибудь покровительством. Вроде Настасьи или Варвары.

Маришка не смогла заставить себя не смотреть на него, пока подружка с полуулыбкой водила пальцами по тонкой ткани и оборкам.

Заметив на себе её взгляд, Настя повернулась к ней всем телом:

– Что думаешь?

– Чудесный выбор, – бесцветно ответила Маришка. «Почему всегда ей? Всегда ей?» – Для прогулки по развалинам.

– Ну, знаешь! Оно зато теплее дг'угих будет.

Маришке стоило больших усилий сделать взгляд, что она бросила в тот миг на Настасью, насмешливым. Но ей удалось.

Да, ей было завидно. Но Настя не должна была того увидеть.

Зардевшись, подружка поспешила отвернуться. Вообще-то обе они отлично знали, что на самом деле было причиной такого выбора. Да и вовсе не было платье тёплым.

– Я слышала, все идут, – вдруг подала голос Танюша.

Настя едва не подпрыгнула. Тихушница и трусиха, Танюша обыкновенно вообще не разговаривала. Весь вечер она вела себя будто её здесь и нет, Настя и вовсе, кажется, перестала её замечать.

– Даже малыши.

– Да ну? – Маришка резко повернулась к ней, даже радуясь немного, что малявка решила вмешаться.

Будет на кого выплеснуть… это. Мерзкое, гнусное чувство – обиду, – что разрасталось внутри. Становилось всё больше и невыносимее с каждым взглядом, брошенным на дурацкое подружкино выходное платье.

Малявка всё ещё лежала на спине, но теперь её мелкие, мышиные глазёнки изучали не потолок, а собственных соседок. Взгляд бегал с одного лица на другое и обратно. Это раздражало. Это распаляло.

Маришка медленно выпрямилась на кровати, будто змея перед броском:

– Как думается тебе, мелюзге будут очень рады?

– Я… – глаза малолетки метнулись к ней.

– Мне думается, что нет.