Патрик Мелроуз. Книга 1 (сборник) - стр. 41
– Мсье все утро играл на пианино.
– И с Патриком тоже играл, – скромно заметил Дэвид.
Иветта сказала, что в этом возрасте дети очень утомляют.
– Действительно, – согласился Дэвид.
Иветта вышла из столовой, и он налил себе еще бокал романеи-конти. Вино достали из погреба, чтобы подать на ужин, но Дэвид решил выпить его сам, потому что оно прекрасно подходило к ягненку. В конце концов, от одной бутылки запасов не убудет. Он вообще жил по принципу «или лучшее, или перебьемся», лишь бы перебиваться не приходилось. Безусловно, он был человеком чувственным, а что касается недавнего происшествия, то с медицинской точки зрения ничего страшного не случилось. Подумаешь, поелозил между ягодицами, в школе с мальчиком еще не то сделают. Если он в чем-то и виноват, то лишь в слишком ревностном воспитании сына. Он слишком хорошо сознавал, что ему уже шестьдесят, успеть бы всему научить ребенка.
Он позвонил в колокольчик, стоявший рядом с тарелкой, и Иветта вернулась в столовую.
– Превосходная ягнятина, – сказал Дэвид.
– Не угодно ли мсье тарт-татен?
Увы, тарт-татен он уже не осилит. Лучше предложить пирог Патрику на ужин. А сейчас хорошо бы чашечку кофе. Пусть Иветта подаст его в гостиной.
У Дэвида затекли ноги. Он встал из-за стола и, сделав пару неверных шагов, раздраженно, со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Черт побери, – вслух сказал он.
Внезапно ему опостылели ревматические боли в суставах, поэтому он решил навестить фармацевтический рай в спальне Элинор. Он очень редко прибегал к помощи обезболивающих, предпочитая алкоголические возлияния и осознание собственного героизма.
В шкафчике над раковиной в ванной комнате Элинор обнаружилось впечатляющее изобилие флаконов, бутылочек и пузырьков: прозрачных, желтых, коричневых, оранжевых с зелеными крышечками, пластмассовых и стеклянных, из десятка разных стран, все с этикетками, требующими не превышать установленной дозы. Были здесь и пакетики с надписями «секонал» и «мандракс», скорее всего украденные в гостях. Среди барбитуратов, стимуляторов, антидепрессантов и гипнотиков оказалось на удивление мало обезболивающих. Нашелся только пузырек кодеина, несколько таблеток диконала и дистальгезика, а в глубине шкафчика прятался флакон засахаренных пилюль опиума, прописанных Дэвидом два года назад теще, чтобы ослабить неудержимый понос, которым сопровождался рак кишечника. Вспомнив об этом последнем проявлении Гиппократового милосердия и о своей недолгой медицинской карьере, Дэвид пожалел, что забросил искусство врачевания.
Очаровательно старомодная этикетка аптеки Харриса на Сент-Джеймс-стрит гласила: «Опиум (Б. Ф. 0,6 гран), герцогине де Валенсе, принимать по мере надобности». Во флаконе оставалась еще пара десятков пилюль. Судя по всему, теща умерла, так и не пристрастившись к опиуму. Значит, сама отмучилась, подумал Дэвид, пряча флакон в карман твидового пиджака. Хотя, наверное, оно и к лучшему. Не хватало только, чтобы теща перед смертью стала еще и наркоманкой.