Патриарх Тихон. Пастырь - стр. 5
– Заслужил, батюшка! Заслужил. С шестнадцати лет я здешнему краю радуюсь. Всех детей моих родина.
– А про меня и говорить нечего. Хоть в ином месте рукоположен во иерея, но пастырем здесь стал, в милом сердцу Клину.
– Батюшка, а в Харитонове ты сколько служил? – спросил Павел.
– Меньше года. Я после семинарии остался без места. Жил в Сопках, у старшего брата, у Григория Тимофеевича. Одно лето миновало, другое. Нахлебничать, хоть и у родных, не лучшая доля.
– Отчего в город не ехал? В городе работы много.
– Голубчик! Паша! О чем ты говоришь? Это нынче послал нам Бог Александра Николаевича. Освободителя! – Иван Тимофеевич указал перстом в потолок. – А тогда ведь царствовал Николай Павлович. Вот кто был истинный природный самодержец. Строгостей было – Господи! В город, говоришь! Да меня там как праздношатающегося поповича в солдаты бы забрили без рассуждения. А попробовал бы рассуждать – о-о-о! За умничанье сквозь строй прогоняли. Чихнул невпопад – палок! Духовенство секли почем зря. – Иоанн Тимофеевич поежился, поглядел смущенно на Анну Гавриловну: – Поднеси, матушка, настоечки. Хоть с полштофа. Ознобило!
Матушка не перечила. Пошла приготовить закуски. Иоанн Тимофеевич повеселел:
– Видишь ли, Паша!.. Это ведь теперешняя молодежь городом бредит… А для нас Бог пребывал на родной земле, Беллавины потому и Беллавины, что из века в век Иисусу Христу служат. Сказано: «Весь бо есть бел Господь наш». Его истинным светом род Беллавиных бел.
– А нас вроде бы и Дьяконовыми кличут? – вспомнил Павел.
– По пращурам. До батюшки моего, Тимофея Терентьевича, все ведь дьячками были. Терентий Осипович, Осип Петрович, Петр Кириллович. Кирилл-то вроде священником был. Впрочем, духовенство – сословие крепостнее крепостного. В древние времена попасть в духовные можно было, а выйти – нет. Ваш дедушка первый в роду удостоился иерейского сана, а в диаконах служил с десяти лет.
– Как так – с десяти?! – изумился Павел.
– А что ты удивляешься? Терентий Осипович, твой прадед, оставил шестерых домочадцев женского пола, вот на его место и поставили сына-отрока, чтоб семья с голоду не перемерла. Ни семинарии, ни даже духовного училища отец Терентий не проходил. Читать и петь по книжкам учился. От батюшек набирался и ума, и знания… Уважаемый был иерей. Консистория его награждала и «за добродушие и усердие», и «за трезвую жизнь», и даже «за скромный характер».
– За скромный характер и ты награды достоин, – сказала Анна Гавриловна, ставя перед супругом графин с водкой, соленые рыжики, жаренную в сметане рыбу, молодой лук, малину в чашках.