Размер шрифта
-
+

Пасынок судьбы - стр. 34

Они ведают вопросами войны и мира, развития, глобальных проектов. Их предприятия дают стране семьдесят процентов налогов и сборов. От этих людей зависит дальнейшая жизнь остальных ста миллионов жителей планеты и сорока миллионов за её пределами. Это ОЧЕНЬ богатые и влиятельные люди, и влиться в их ряды практически невозможно. Поэтому термин «элита» – всего лишь дань сравнения с остальным миром, миром нищеты и трущоб. Семьи местной «элиты» – те самые оставшиеся тридцать процентов экономики, но разделённые не на сто семей, а на десятки тысяч. Их богатству далеко до настоящего богатства, а власти – до настоящей власти аристократии.

Именно поэтому меня бесит, когда всякие уроды размахивают оттопыренными пальцами и доказывают тебе, что они – хозяева жизни, а ты – ничтожество. Они сами ничтожества, если сравнивать с такими семьями, как Феррейра, Торрес, Сантана или Монзони, но, как сказал кто-то из мудрецов прошлого, нет ничего страшнее быдла, дорвавшегося до власти.

Большинство учащихся здесь – то самое быдло. Кампос – вообще бандит, даже не бизнесмен и тем более не представитель хоть и маленькой, но власти. Он ещё более пустое место, чем тот же Долорес. Парень из трущоб, поднявшийся на вершину криминального мира, но так и оставшийся в душе тупым бычьём.

Сынок достоин папочки, если не превзошёл его. Эта властность, стремление всем доказать, что он тут главный и только он имеет право всем указывать, – из той же темы. И учителя, и учащиеся боятся Кампоса. Самым смелым преподавателям достаёт храбрости одёрнуть его на словах, когда зарывается, но это – максимум. Директор же вообще трясётся, заслышав это имя, у него были какие-то тёрки с Кампосом-старшим, нам неведомые (хотя нетрудно догадаться какие, школа ведь отстёгивает «за безопасность»). А я вот с первого дня, когда мне популярно попытались объяснить, что должен делать, а что нет и что нужно принести и добровольно отдать, если хочу спокойно учиться дальше, послал Бенито и его дружков на три волшебные буквы кириллицы, которые в русском секторе каждый знает с пелёнок.

Толстый русский знал на достаточном уровне, чтобы меня понять. Он долго недоумевал, кто я такой, кто за мной стоит, что так нагло себя веду. Когда же выяснил обо мне всю подноготную – я никто, и за мной никого нет, – для меня начался ад.

Ну не могу, не могу я прогнуться! Не такой я человек! А у Кампоса здесь сложилась группировка «последователей», «друзей», банда из таких же отморозков, как сам. Они устраивают показной беспредел, выживая из школы тех, кто им не нравится.

Страница 34