Размер шрифта
-
+

Пастушья сумка (сборник) - стр. 12

очень и очень не советуют
                     выгораживать своего дружка.
И косясь на железки, испуганный драмодел
закладывает другого, а именно Кристофора
Марло (тоже драмодела), который
не столько сам по себе
                        интересует секретный отдел,
сколько то, что имеет он показать
об атеизме сказанного Уолтера Роли
и его гнусном влиянии на умы.
Той порой Марло прячется от чумы
в доме Томаса Вальсингама (вот именно!)
                                                  в Кенте.
Что он там сочиняет в последний раз,
неизвестно, но выходит ему приказ
прибыть в Лондон,
                      где ударом кинжала в глаз
он убит.
             Потужив о двойном агенте
лорда Берли и Феба,
               друзья дописывают последний акт
«Дидоны» и историю о Леандре.
Чума то уходит, то возвращается как
придурковатый слуга, и театры
то открываются,
         то закрываются на неопределенный срок,
и Шекспир,
          рано утром поскользнувшись на льду,
едва не разбивает голову,
           которой пока невдомек,
какими словами горбун соблазнит вдову,
но он знает, что такие слова должны найтись,
и он находит их
                    в тот самый миг,
как летящий с Ламанша
                    незримый бриз
оживляет, как куклу,
                    уснувший бриг.

Сон, записанный на обороте

Перевода из У.Б. Йейтса

Снится мне:
              лезу я к Ейцу в гнездо,
Ейцовы яйца
              хочу своровати,
Черной букашкой
               на скальном раскате
Лезу,
        стремясь докарабкаться до
Башни –
        уступа –
               расселины –
                                где
Ейц баснословный
                 крылом помавает,
В небо взмывает
                  и в тучах ширяет,
Яйца беспечно
                   оставя в гнезде.
– Накося-выкуси! –
                   яростным ртом
Кличет, клекочет он:
                       – Накося-выкуси! –
И канарейка
                  икает на фикусе,
И соловей
              на суку золотом.
. . . . . . . . . .
Жутко мне, ох!
                 окаянному лезть,
Пепел на голову
                 сыплет скала мне,
Щебни и кремни
                 и крупные камни.
Что же, безмозглый,
                 я делаю здесь?
Кто же я —
                 выродок или урод,
Змей или гад,
                 ввинтовую ползущий?
Или кукушка я
                 наоборот –
Чадолюбивая —
                 иль, того пуще,
Тот бедолага,
                 кого серафим
На перепутии
                 утром не встретил?
Разве же яйца
                 мне высидеть эти
Теплым,
                 усидчивым задом своим?
. . . . . . . . . .
Снится мне:
                 фалды кругом подоткнув,
Страница 12