Pasta per amore, или Макароны для Любы - стр. 22
- Мне в детстве всегда хотелось кататься на взрослых аттракционах, - вдруг говорит Люба, откинувшись на спинку скамьи и смотря куда-то перед собой. – Но родители не разрешали. Очень переживали за меня. Однажды я уговорила разрешить мне покататься на «Сюрпризе», - я вспоминаю эту центрифугу, которую обожал, когда был пацаном, и понимаю, что мой нынешний вестибулярный аппарат не позволит даже смотреть на то, как другие на нём катаются, - так вот, когда я, возвращалась к своим после катания, мама стояла в полуобморочном состоянии, её руки тряслись, а у дедушки вроде бы даже появились седые волосы.
- Почему они так опекают тебя? – я едва не произношу вслух своего предположения, но, видимо, на моём лице бегущей строкой всё-таки пробежали догадки.
- Нет, не подумай, никакой неизлечимой болезни у меня нет, - я сразу выдыхаю, что было вполне искренне – связываться с больной девушкой слишком даже для меня. – Просто я единственный ребенок в семье. Еще и поздний. Родители строили карьеру учёных, и долго не заводили детей, а потом, когда «время пришло», долго не получалось. В общем, я «вымученный» и «вымоленный» ребёнок, как говорит моя бабуля.
Люба смеётся, но из глубины серых глаз едва заметно выглядывает грусть.
- Тяжело, наверное, быть под постоянным контролем? – спрашиваю первое, что пришло на ум, чтобы поддержать беседу.
- Нет, я понимаю, почему они беспокоятся. Но мне всегда хотелось иметь брата или сестру, - Люба на секунду замолкает, а потом поворачивается ко мне и спрашивает: - А у тебя есть братья, сестры?
- Я тоже единственный, - усмехаюсь собственным словам. – Только у меня совсем не так, как у тебя. Мои родители частенько забывали о моём существовании.
- Как это? – искренне удивляется Люба.
- Они много работали, им было не до меня. Мама часто таскала меня к себе на работу, и за мной присматривали все, кому не лень.
- Как на работу? – еще выше поднимаются красивые тонкие брови. – В скорую???
Блин! Я ж наплёл про маму-медсестру... Хорошо, что девчонка вовремя напомнила, а то чуть было не спалился.
- Ну, да... В скорую. Вот со мной и возились... медсестры, пока мама... на вызовы ездила.
- Это очень благородное дело, она помогала людям... Жаль, конечно, что в ущерб своему ребенку. Но я её понимаю...
Недоуменно смотрю на Любу, и она объясняет.
- Понимаешь, так как я была очень долгожданной и единственной дочкой и внучкой, мне всегда доставалось всё самое лучшее. Я этого не замечала – принимала как должное. Но когда мне уже было лет семь, я хорошо запомнила один наш семейный ужин. В нашей семье всегда была традиция собираться вечером за общим столом, - Люба поясняет, а я вдруг ловлю себя на мысли, что полностью погружен в её рассказ – мягкий тембр, правильная речь, отсутствие слов-паразитов – просто гипнотизируют; я словно слушаю аудиокнигу в профессиональной озвучке. – Так вот в тот день я была не голодна, так как до вечера гостила у бабушки с дедом. На ужин мама сварила пельмени, к слову, мои любимые. И вот, пока родители ели и попутно что-то обсуждали, я заметила то, на что раньше не обращала внимания. У папы в тарелке пельмени лежали все целенькие, а сверху как цветочки на клумбе "росли" кусочки мяса из начинки. Когда же я перевела взгляд на порцию мамы, то заметила у неё совершенно другую картину – пельменей целых там было совсем немного – бОльшую часть тарелки вообще занимали порванные пустышки. Я тогда подумала, что это просто совпадение. Но спустя время стала нарочно подмечать такие моменты: мама действительно постоянно себя обделяла: лучший кусок она оставляла кому угодно, но не себе.