Пассажир из Франкфурта - стр. 34
– Старость не радость, – ответила леди Матильда Клекхитон. – Да, я стара. Конечно, тебе пока еще не понять, что это такое. Не одно, так другое. То дает себя знать ревматизм, то артрит, то астма, то заболеешь ангиной, то подвернешь лодыжку… Постоянно какие-то проблемы со здоровьем. Не очень серьезные, но тем не менее… Что это ты вдруг решил навестить меня, дорогой мой?
Стаффорда несколько смутила прямота вопроса.
– Обычно я всегда навещаю вас, когда возвращаюсь из заграничных поездок.
– Тебе придется придвинуть стул ближе ко мне. Со времени твоего последнего визита я стала еще более глухой. Ты изменился… Почему ты изменился?
– Просто загорел. Вы же сами сказали.
– Ерунда. Я не то имею в виду. Только не говори, что это наконец девушка.
– Девушка?
– Я всегда чувствовала, что это может однажды произойти. Беда в том, что у тебя слишком развито чувство юмора.
– Почему вы так считаете?
– Так говорят о тебе люди. О да, говорят. Это чувство юмора вредит твоей карьере. Ты общаешься со всеми этими людьми – дипломатами, политиками… Теми, кого называют молодыми государственными деятелями, а также пожилыми и среднего возраста. И с членами всех этих партий… Кстати, я считаю, глупо иметь так много партий. И прежде всего эту ужасную лейбористскую.
Она задрала вверх свой консервативный нос.
– Почему в дни моей молодости не было никакой лейбористской партии? Никто не смог бы тогда сказать, что означает это название. Его назвали бы чушью. К сожалению, все гораздо серьезнее. Ну еще, конечно, эти либералы, но они ужасно глупы. Потом тори, или консерваторы, как они себя сейчас называют.
– А эти-то чем вам не угодили? – спросил сэр Най с едва заметной улыбкой на лице.
– Там слишком много серьезных женщин. Им недостает веселости.
– Ни одна политическая партия сегодня не приветствует веселость.
– Вот именно, – сокрушенно произнесла тетушка Матильда. – И именно поэтому ты ведешь себя неправильно. Ты хочешь привнести в жизнь немного веселья и подшучиваешь над людьми, а им, разумеется, это не нравится. Они говорят: «Ce n’est pas un garcon serieux»[13], как сказал тебе однажды рыболов.
Рассмеявшись, сэр Най окинул взглядом комнату.
– Куда ты смотришь?
– На картины.
– Ты ведь не хочешь, чтобы я продала их, правда? Сегодня все продают свои картины. Взять, к примеру, старого лорда Грэмпиона. Он продал полотна Тёрнера и портреты своих предков. А Джеффри Голдман продал свои замечательные картины с изображениями лошадей. Они принадлежат кисти Стаббса, не так ли? Что-то вроде того. А какие за них выручают деньги! Но я не хочу продавать свои картины. Большинство из тех, что находятся в этой комнате, представляют настоящий интерес, поскольку это портреты предков. Знаю, сегодня предки никому не нужны, но я старомодна. Я отношусь к предкам с уважением. К своим, конечно. На чей портрет ты смотришь? Памелы?