Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - стр. 45
Возвратившись домой тем же путем, каким покинул его полчаса назад, Илья увидел бабушку. Та возилась на кухне, напевая вполголоса третью арию Далилы из оперы Сен-Санса. Это была невоплощенная мечта Адели Александровны – спеть сию арию в опере «Самсон и Далила», которую она, по ее словам, исполнила бы с блеском, не хуже Марии Каллас, на главной оперной сцене страны. Но, по ее намекам, недоброжелатели, коих было так же много, как и поклонников, плели такие интриги, что в конечном итоге она попала в неприятную ситуацию – «trouble», – понизив голос, добавляла она, и даже на время потеряла голос; собственно, из-за этого и покинула Москву, вернувшись в пыльный Ростов. Если историю своего бегства из столицы она пыталась рассказать кому-нибудь, обычно из малознакомых, дед всегда морщился и дергал ее за рукав платья. Тут была какая-то тайна, одна на двоих.
– Обедать будешь? – обрадовалась она приходу внука. – Не слышала, когда ушел. Не слышала, когда вернулся. У тебя всё нормально?
– Почти.
– Ладно, милый мой. Будешь голубцы? – Она потрепала угрюмого внука по заросшей рыжеватой щетиной щеке. – Я тут напугалась: свет отключили. Звоню Клавдии Ивановне из семнадцатой – у нее тоже света нет. Петровым в двенадцатую квартиру – есть, а у нас нет. Не знаю, что и делать… Тут стук в дверь. Оказывается, электрик прозванивает все розетки в доме.
– Что делает? – Илья чуть не поперхнулся. Вилка застряла в теле голубца.
– Ну, я не знаю, как это называется. В общем, такой интеллигентный молодой человек. Проверил все наши розетки. Я расписалась в квитанции, что проверка произведена, сопротивление нормальное.
– Сопротивление, говоришь…
– Через минуту свет опять включили. – Она поставила перед ним стакан с чаем. – Тебе лимончик нарезать?
Илья вскочил.
– Спасибо, бабушка. Без лимона.
Его не очень грела мысль обращаться за помощью к отцу, но сейчас был не тот случай: он загнан в угол. Сию минуту ему вдруг захотелось его поддержки, совета; он чувствовал, что без отца не справится с ситуацией. Рассказать всё матери – это значит слезы, истерика. Он бы рассказал деду, но у того и так было уже два инфаркта. Бабушка вообще могла хлопнуться в обморок.
Оставался только один близкий человек, который был способен повлиять на ситуацию. Илья понимал, что над ним нависла смертельная опасность. Те, что экспроприировали у него деньги в подъезде, и те, что караулят его в машине, – разные ребята. И зачем его ждут не дождутся, становится ясным в свете того, как закончил свой небольшой жизненный путь бармен Ваня, давший показания. Конечно, можно было бы позвонить в полицию, этому хмурому капитану, но где гарантия, что информация каким-то образом не дойдет до этих ребят, что пасут его? Илья свет не включал, хотя его спальня находилась на противоположной стороне Пушкинской и выходила в квадрат домового колодца. Дед и бабушка были предупреждены, что его нет дома. Осторожно выглянув в сумерки, он увидел, что девяносто девятая по-прежнему стоит на своем месте.