Пароль: рододендрон - стр. 41

Я пожала плечами.

— Может, и справится, — согласилась я, не став напоминать, как однажды он уже потерял контроль и вырубился на целую ночь на моем диване. — А я? — вернулась к интересующей меня теме. — Почему ты сказал, что, если отпустишь меня, я буду для них как путеводный маяк?

— Элементарно. — Ну хоть «Ватсон» не добавил. — У каждого человека есть своя аура, ты наверняка слышала. Вот они и сняли слепок твоей, а теперь ищут.

— Как это — слепок? — не поняла я.

— Ну, как фоторобот с надписью «Разыскивается».

— Какая прелесть, — пробормотала я.

— Ага, не то слово, — не стал он отрицать, в насколько «веселом» положении мы оказались. — Но ты не фонишь. Увидят — узнают, но настроиться и почувствовать на большом расстоянии не могут. А сейчас они подошли слишком близко. Пришлось накрывать тебя своей защитой. А это возможно только при непосредственном тактильном контакте. Так что извини, так было нужно.

— За что извинить? — удивилась я. Отвлеклась и чуть не сломала ногу, провалившись в сугроб. Пришлось Алексу меня доставать.

— Мне показалось, ты испугалась, когда я тебя схватил.

— Ага, — притворно вознегодовала я, — обесчестил, окаянный! Кто ж меня теперь в жены возьмет?

— Ну, точно, — рассмеялся Алекс, — придется теперь на тебе жениться.

— Ага, — огрызнулась я, — и братьев твоих с друзьями позовем, а булавку на свадебное платье прицепим.

— Да уж, — согласился Алекс, — как-то не комильфо.

Несколько минут мы брели молча. А когда я чуть в очередной раз не пропахала носом землю, Алекс закатил глаза, беззвучно выругав мое «чудесное» чувство равновесия и снова взял за руку, заставляя идти с его скоростью.

Несмотря на то что темп ускорился, так двигаться стало намного легче — меня практически тащили на буксире.

Новая гостиница была куда хуже и скромнее прежней, но то, что и в этой мы не задержимся надолго, не вызывало сомнений.

Я минут двадцать потратила на то, чтобы вытряхнуть из сапог набившийся и уже растаявший снег и еще столько же, чтобы пристроить их у батареи так, чтобы они не запеклись, как бабушкины пирожки, а просохли.

Алекс тем временем валялся на кровати, подперев рукой голову, и молча наблюдал за моими мучениями.

— Между прочим, — заметил он, — обувь нельзя сушить на батарее, она портится.

— Это вашу немецкую, может, и нельзя, — огрызнулась я, — а этой все равно уже ничего не поможет.

Алекс только вскинул брови при слове «вашу» в отношении немецкой обуви, но спорить не стал. Правильно, я слишком замерзла и поэтому была зла. Не на него, вообще не на кого-то конкретного, просто зла. Зиму я патологически не любила, и как меня только угораздило родиться в ноябре?