Размер шрифта
-
+

Пароход современности. Антология сатирической фантастики - стр. 26

А кто нам посочувствует, непонятно, думал Шуша. Нет, было время, когда нашей драмой прониклись если не все, то многие. И помогали русским от чистого сердца. А потом мы надоели.

– Быдло никогда не хотело, чтобы ему сделали красиво – только красивенько. Верно, Шуша? – позвала Катюсенька. – Подтверди как искусствовед.

Шуша глядел в стеклянную стену ресторана и думал, как ему осточертели эти пустые умные разговоры, эти глупые русские еврейки, этот мутный нерусский город, и вот это вот все.

За стеной было влажное марево, в нем дрожал и мутился Тайбей. Казалось, столица Тайваня вот-вот расплавится и стечет в океан. Атмосфера здесь уже не такая убитая, как раньше, когда летом по улице ходили в масках, задыхаясь от смога, но климат побороть невозможно. Потный город летом и промозглый зимой.

Не так отвратительно, как в Питере, но вовсе не рай.

На душе у Шуши было не лучше, чем там, за стеной, он тоже плавился и плыл. Всю жизнь плыл по течению – и вот, приплыл. И болтайся тут, как навоз в проруби. Скоро тебя выловят и выкинут.

Будь Шуша не навоз, он бы сейчас заказал стакан водки, хлопнул залпом по-нашему, по-русски, а затем, цинично не расплатившись по счету, потому что все равно денег нет, разбежался как следует – и пробил головой стекло. Вылетел с тридцать третьего этажа и улетел. Туда, где нет всего этого. Туда, где человека уважают по умолчанию, раз он человек, где не заставляют притворяться и прогибаться, не принуждают, не вынуждают, не мучают. Где всем пофигу, кто ты. Где свобода.

Надо было в свое время не поддаться панике и не рвануть куда попроще, а любой ценой пролезть в Америку. Да, пришлось бы там мыть туалеты. Зато в свободной стране. Где ты можешь делать что хочешь, даже мыть туалеты, даже нелегально. А здесь тебе фиг дадут в руки швабру. Не положено. Не имеешь права.

Фашисты косоглазые.

– Алё, эксперт! – позвала Катюсенька. – Заснул?

– В первую очередь, милые барышни, интеллигентный человек не будет употреблять слово «быдло», – сказал Шуша.

– Ишь ты, – поразилась Катюсенька. – Шуша, я тебя спросила как искусствоведа, а не этого… Розенталера.

– Розенталя, – машинально поправил Шуша.

– Ну, ты-то, слава богу, – Шульман!

– Чего ты наезжаешь? – вступилась за искусствоведа Настик. – Вечно ты на него наезжаешь. А между прочим, это слово несет такую мощную отрицательную коннотацию, что объективирует не только быдло, но и интеллигента.

– А как этих неандертальцев еще называть? – искренне удивилась Катюсенька. – Быдло и есть.

Шуша открыл было рот, но Катюсенька перебила.

– Я не про интеллект. Возможно, для отдельных быдлопрофессий нужен какой-то ай-кью. Я про способность видеть прекрасное. Люди, выросшие на культуре, созданной нейросетями, просто не смогут понять настоящее искусство. И, главное, – не захотят. Это замкнутый круг. Есть запрос аудитории, роботы его обеспечивают. На наших глазах появился идеальный механизм воспроизводства быдла в природе.

Страница 26