Парк свиданий. Большая книга весенних романов о любви - стр. 22

– Почему он так поступил? – стонала Маша. Слез не было. Ее не было. Она растворилась в мире. Боль разорвала ее на отдельные частички, и теперь она чувствовала ее каждой клеткой.

– Что ж теперь поделаешь? – гудел папа.

– Он плохой! – выла Маша.

– С хорошими людьми в мире туговато, – соглашался папа.

– Какой мерзавец! – шипела вечером на кухне мама. – Я так и знала! Так и знала! Хорошо, не успел никаких дел натворить. Надо поехать и поговорить с его родителями! Это же какая безнравственность!

– Не суетись! – бухтел в ответ папа. – Здесь и так у всех напряжены нервы.

– А ты его защищаешь! У него ребенок третий день пластом лежит, а он защищает подонка!

– Да ничего не произошло! Обыкновенное взросление. Перемелется, мука будет.

Маша закрывала глаза, и на нее сыпалась белесая мучная пыль. Где-то там, высоко в небе, стояла огромная мельница. Со скрипом, лениво крутились тяжелые лопасти, нехотя шевелились жернова, раскалывали зрелые зерна, выдавливалось белое нутро, перетиралось в порошок, ссыпалось в ложбинку. Мука плавно стекала вниз и падала на Машу, прикрывая ее ровным слоем. Если некоторое время полежать без движения, то Маша исчезнет. Ее не станет. Она сравняется с землей, и никто больше не вспомнит, что была такая Степанова. Что любила смеяться и танцевать, что слушала музыку, что переписывалась с друзьями в чате.

– Это все ты виноват, – ругались за дверью родители. – Он хороший! Не мешай им. Вот – не мешали! До чего дошло!

– Не суетись, – не сдавался отец. – Еще ничего не случилось! Страдать полезно.

– Я смотрю, ты много страдаешь! Даже за единственную дочь не переживаешь!

На четвертый день пришла Юлька. Села на кровать, уставилась в окно.

– Пойдем, что ли, прошвырнемся?

Голова болела. Ее так тяжело было оторвать от подушки.

– Шопингнем по мелочи, – менее уверенно предложила Мазурова.

Хотелось смотреть на подругу, но взгляд невольно ускользал в сторону, упирался в пол, в выщерблинку на ламинате.

– Да ладно, забей. Вон там Колесников по тебе страдает. Как увидел твоего Купидона перед каникулами, так и затосковал.

Воздух кончился. Маша заворочалась, тяжело засопела.

– Ну, чего он? Совсем не звонит?

– Звонит.

Олег звонил. По нескольку раз в день. Все пытался объяснить. Рассказывал про себя, про Алису. Говорил, что очень хочет увидеться. Маша клала мобильный рядом с собой. Голос Олега звучал тоненько, на одной ноте. Музыка голоса звучала, звучала, пока не прерывалась писком – разговор окончен.

Маша опять стала ходить в школу. Движение позволяло дышать. Но учебники устроили бунт и захлопнули перед ней страницы понимания. Она смотрела на формулы, читала правила, и ей все казалось, что это какой-то чужой язык, незнакомый. Что его все знают, кроме нее.