Париж в кармане - стр. 32
– Сима! – закатил Ставров глаза к небу. – Что ты мелешь? Так всегда: слышишь звон, да не знаешь, где он. Накрыла, старая?
– Накрыла. – Сима растерянно мигала веками. – Идите, птенчики, перекусите. А то готовлю, готовлю, а есть некому.
В столовой стол ломился от яств. Леха уплетал за обе щеки, Ставров ел без аппетита. Сима встала у стула Марка, сложила на животе руки, сунув их под фартук.
– Ну что стоишь, как памятник? – недовольно проворчал Ставров. – Иди, старая, куда-нибудь, дай поговорить.
– А вдруг подать чего? – не двигалась Сима. – Да и не слушаю я.
– Когда понадобишься, позову, – спокойно сказал Марк. – Иди!
Она ушла, закрыла неплотно дверь и громко потопала к кухне, но вскоре сняла тапочки и на цыпочках вернулась, приставила ухо к щели.
– Так что делать бум? – спросил Леха, накладывая вторую порцию пельменей.
– Думать. Ждать. Искать.
– Ждать еще выстрела? Неразумно. Ограда под сигнализацией?
– Да. Но почему-то вчера не сработала.
– Проверим. Если что – заменим. Желательно сторожа нанять. Ну а теперь скажи, босс, какие у тебя предположения? Кто мог…
– Подожди, – прервал Ставров и крикнул: – Сима! Кончай подслушивать!
– Кто подслушивает? Я?! Очень надо! – выдала себя тетка, отступая от двери.
– Нет, здесь мы не поговорим. – Ставров бросил салфетку на стол и поднялся. – Не стоит старую волновать. Поехали.
Леха торопливо выпил три стакана компота и выбежал за Ставровым. Но когда они садились в машину, Сима окликнула:
– Марк! Иди сюда, по секрету надо.
Он подошел к ней с самой кислой миной, какую только мог изобразить.
– Ты, это… – мялась тетка, – ночевать дома будешь, а?
– Говори без пролога, зачем позвала?
– Марк, – заскулила Сима, – чего у тебя стряслось? Про что вы говорили? Скажи, а? У меня душа не на месте.
– А ты поставь ее на место. Леха историю рассказал, и все.
Она кивнула, мол, верю, но подбородок задрожал, навернулись слезы.
– Старая, не вздумай реветь, – застонал Ставров, – я этого терпеть не могу.
– Не буду, не буду, – заверила она, всхлипывая.
Разжалобила. Ставров притянул Симу к себе, прижал к груди ее голову. Совершенно чужая тетка Серафима стала родней всех. Как-то зимой отец подобрал ее у ограды особняка. Она сидела прямо на снегу, и, как выяснилось, идти ей было некуда, так как дочь и зять просто-напросто выгнали ее из дома. По дурости написала дарственную на домик и осталась на улице. Отец пожалел Симу, привел на ночь в особняк, с тех пор она и жила здесь, заведуя хозяйством. За несколько лет Ставров привязался к тетке, считая ее не домработницей, а полноправным членом семьи, теперь состоящей из Марка и Симы.