Париж на три часа - стр. 8
Внешне же казалось, что империя процветала! Ее архиканцлер Камбасерес был избран почетным президентом «Общества наполеоновских гурманов». В быстро нищавшей стране бонапартисты обжирались лакомствами, похищенными у других народов, они со знанием дела запивали деликатесы благовонными винами.
– Ничего, – говорил Мале, – скоро мы заставим эту сволочь отрыгнуть на панель все сожранное и выпитое. А штаб восстания мы разместим именно во дворце Камбасереса.
– Но почему? – удивлялись друзья.
– Потому что этот ничтожный человек печатью архиканцлера утвердит все что угодно, лишь бы сохранить свое кресло, лишь бы у него не отняли тарелку, из которой он привык насыщаться… Будем учитывать и продажность казенной бюрократии!
Новое правительство должны были возглавить испытанные борцы – как Лафайет, как гонимый генерал Моро, как адмирал Трюге и прочие… Мале готовил декреты – к армии и народу.
– «Солдаты! – диктовал он. – У вас нет больше тирана… В своем стремлении к власти Наполеон погиб. Сенат устраняет его нелепую династию. Вы больше не солдаты императора, отныне все вы служите только народу…» Что еще непонятно?
Непонятен был срок начала восстания, которое сулило несомненный успех лишь в отсутствие Наполеона, когда его не будет в столице. Франция вступала в 1808 год, уже обескровленная войнами, никто не верил в официальную радость рекрутов, призываемых на очередную бойню; леса по ночам освещались тысячами костров, возле которых грелись голодные дезертиры… Куда же теперь Наполеон развернет свои армии? Куда и когда? Где та добыча, которая соблазнит его грабительский вкус? Мале уже рисовал картины будущего демократической Франции:
– Народ пойдет за нами, ибо мы несем ему мир… вожделенный мир! Мы отменяем воинскую повинность, мы провозгласим свободу слова и культов, свободу прессы и театра. Политические узники, независимо от их убеждений, обретают свободу!
Наконец, весною Наполеон поспешно отъехал в Байону, чтобы оттуда, со стороны Пиренеев, готовить вторжение своих полчищ в беззащитную Испанию… Кажется, момент назрел.
Генерал Мале сказал любимой жене:
– Если со мною что и случится в эти дни, ты не жалей обо мне… В этом мире насилия и лжи я не останусь последним римлянином! За мною пойдут другие, для которых чихнуть в мешок – пара пустяков. Береги себя и нашего сына Аристида…
Жозеф Фуше… В годы революции он сбросил с себя рясу священника, чтобы сделаться палачом, Фуше прислуживал чиновник Демаре, в прошлом тоже патер из провинции, который сбросил с себя личину якобинца, чтобы сделаться сыщиком. Но был в этой теплой компании официальных живодеров и подлинный интеллектуал политического надзора – Этьен Дени Паскье, пламенный оратор-юрист; потеряв отца на гильотине, сам он едва избежал гильотины, а при Наполеоне сделался префектом тайной полиции, обретя славу мастера по раскрытию заговоров.