Паргоронские байки. Том 1 - стр. 80
– А тебе не кажется, что тщеславие и хвастливость – это почти одно и то же? Хвастливость – частный случай тщеславия, разве нет?
– Это не я придумывал, – насупился Ульганд. – Так сказано в рыцарском кодексе.
Он принялся ожесточенно сдирать шкуру с зайца. Ирошка подлезла поближе и пристально наблюдала за процессом. В животе у нее чуть слышно заурчало.
Свежего мяса они оба не ели уже давно.
– Поделишься? – с надеждой спросила ведьма.
Рыцарь молча сунул ей котелок. Ирошка сбегала за водой, заодно наполнив опустевшую за день флягу, и стала помогать потрошить зайца.
– Лучше бы сначала замариновать, – вздохнул Ульганд. – Если замочить зайца в молоке или вине, мясо становится нежным и перестает пахнуть. В замке моего отца подавали изумительную зайчатину под чесночным соусом…
– Давай просто потушим, – предложила Ирошка. – С чечевицей. Я не капризная, мне и пахнущее сойдет.
Ульганд снова вздохнул. Жизнь странствующего рыцаря налагает свои ограничения. Когда-нибудь он унаследует отцовский замок, как унаследовал отец после смерти деда. Но до тех пор он рыцарь безземельный, и его долг – служить королю.
А отцу едва за пятьдесят. Он может прожить еще лет десять, а то и пятнадцать. И Ульганд от всего сердца желал ему жизни долгой, как можно более долгой.
Но до тех пор зайчатину под чесночным соусом ему доведется есть нечасто.
– Может, снимешь ошейник? – нарушила его мысли Ирошка. – Он немного натирает.
– Действительно, почему бы и не снять? Колдовать же он все равно не мешает, – усмехнулся Ульганд. – А что бы тебе не снять его чарами?
– Да я могла бы, но… ладно, не могла бы. Ну сними. Я пообещаю, что не убегу.
– Прости, но у меня приказ бейлифа.
Когда котелок наполовину опустел, рыцарь пристально посмотрел на ведьму. Та немного отползла назад и покосилась на веревку, свисающую с конского седла.
– Я не стану тебя связывать, – помолчав, сказал Ульганд. – Но пообещай, что не убежишь.
– Хорошо, обещаю, что не убегу… этой ночью. Тут все равно вокруг только лес и волки.
Этой ночью Ульганд спал вполглаза. Вслушивался в каждый шорох, следил за каждым движением. Но Ирошка лежала тихо. И хотя проснулась она все же раньше рыцаря, но только потому, что ее манили остатки зайчатины.
На следующий день они ехали уже попеременно, а иной раз оба шли пешком, давая отдых коню. Под вечер, когда оба устали, Ульганд с легким смущением предложил Ирошке усесться верхом вместе – и та не отказалась. Ветрогон всхрапнул от возросшей тяжести, но весила юная ведьмочка немного, так что конь стерпел.
Потом был четвертый день. И пятый. Листвор постепенно приближался. Ульганд и Ирошка уже болтали так, словно знали друг друга всю жизнь.