Параллельные - стр. 37
Наверное, меня можно было счесть неблагодарной, но все они пеклись обо мне, и лишь одна я скорбела отнюдь не о своём неслучившемся материнстве, а о реальных потерянных детях. Даже Илья и тот больше думал обо мне, чем о наших мальчиках.
— Всё закономерно, — попыталась вразумить меня Чуганова. — Так природой заведено. Самка думает в первую очередь о потомстве, а самец о…
— Вот только я не самка! — резко оборвала подругу. — А он не самец! И плевать я хотела на вашу природу…
Ангелина надулась, но сдержалась от резких замечаний, видать решив, что я всё-таки не в своём уме.
Они все так считали.
И вот теперь, почти после двухмесячного затворничества, я засобиралась на работу… в детское отделение.
— Нина, — тягостно вздохнул Илья, пытаясь найти правильные доводы, — не думаю…
— А я тебя и не спрашиваю, — скрестив руки на груди, возразила отважно. — Я люблю тебя… но решу сама.
Заявлять такое было страшно, и не потому, что Нечаев мог бы напомнить мне, что значит быть «замужем» (хотя обычно он такой фигнёй не страдал), но все мы прекрасно знали, к какой катастрофе уже однажды привела моя самостоятельность.
Он гневно заиграл желваками, явно пытаясь свыкнуться с мыслью.
— Хорошо, — наконец-то кивнул головой. — Только прошу… не торопись.
Я и не торопилась. Сначала отправила родителей домой, заверив обоих, что всё-таки решила вернуться к жизни. Отец выдохнул с облегчением, он уже начинал сходить с ума от степени своего бессилия. А мама… мама с подозрением заглянула мне в глаза и перекрестила:
— Будь что будет.
***
Возвращение на работу прошло… странно. Больше всего я боялась сочувствующих вздохов и неловкого молчания. Впрочем, так оно и было, люди цепляли на лицо печальные улыбки, смущённо отводя глаза, когда я появлялась в поле их зрения. А потом со смаком шептались у меня за спиной. Я не винила их за это, прекрасно понимая, что такое коллектив больницы. Нет, они не были злыми или плохими, но такое событие, как моя драма, было сложно обойти стороной.
Первую неделю было труднее всего: на работе всё время приходилось держать лицо, не показывая своих эмоций и слабости, а дома… дома тоже приходилось постоянно притворяться, что я в порядке. Нечаев смотрел на меня так, словно подозревал в чём-то, будто ожидая, что я не справлюсь, поэтому рыдала я исключительно в ванной под потоками горячего душа в надежде, что вода всё-таки смоет меня в канализацию. Но вселенная либо оставалась глуха к моим молитвам, либо я сама плохо просила… Факт оставался фактом: жизнь продолжалась, и я, по какой-то неведомой мне причине, вместе с ней.