Папуля - стр. 24

Он снова начал курить, глотать всякую химию – исключительно таблетки, ничего запрещенного, он же взрослый, ответственный человек. А все Стивен – светловолосый, с детской мордашкой, зачастил к нему с пламенными речами против преемницы Бена, с уверениями, что без него все разваливается. С идеями новых совместных проектов: подкаст, интернет-сериал, богатенький парниша, к которому можно обратиться за деньгами, хоть Стивен и не уточнял когда. «После фестивалей», – говорил он уклончиво.

Бен всегда умел найти подход к богачам. Этого требовала его прежняя работа – умения очаровать, подольститься к толстосумам, чьи дома появляются на страницах журнала: твоя задача – придать их жизни глубину, утонченность, а они в долгу не останутся – или денег пожертвуют, или вступят в совет директоров, упрочив вашу связь. Богатые внушают чувство, что ничего невозможного нет, ведь для них это так и есть. Если крутишься с ними рядом, то проникаешься верой в изначальную доброту мира, чувствуешь себя избранным, неуязвимым. Бен тоже поддался магии денег – верил, даже после всего, что ему не дадут пропасть. Но все эти люди куда-то делись, лишь один член совета директоров замолвил Артуру словечко за Бена, порекомендовал его как редактора – из чувства справедливости. Или жалости.

Встречи со Стивеном воодушевляли Бена – они строили планы, а в пепельнице потихоньку росла гора окурков. А после ухода Стивена наваливалась тоска. Нельзя ему курить, не стоит водиться с юнцами чуть за двадцать. Голова гудела, будто стянутая обручем, всплывали обрывки песен, Бен напевал вслух и улыбался.

Однажды он ездил вечерним экспрессом на встречу с другом юности, пропустить по стаканчику. Друг якобы предлагал ему работу, но Бен знал, что это всего лишь видимость, у работодателей он в черном списке. Надолго ли? Кто-то наверняка знает, держит в уме определенный срок, в зависимости от того, насколько серьезны его прегрешения, – но, так или иначе, ему ничего не говорят.

Он опаздывал, бежал задыхаясь, перепрыгивая через две ступеньки. Миновав турникет, он облегченно вздохнул: поезд еще стоял у платформы. Двери были закрыты – черт! – но вдруг открылись, издав что-то вроде натужного вздоха. Отлично! Но тут Бен понял: он на платформе один и вагон пустой. Его охватил ужас. Бен решил уехать следующим, вот и все. Но поезд не отправлялся, так и стоял с открытыми дверьми у перрона. Бен смутно чувствовал: садиться в вагон нельзя. Поезд ждет только его одного. Сесть на него – значит покинуть этот мир и очутиться в другом, чуждом. Бред, конечно, – мало ли почему он задерживается, – но поезд стоял очень долго, не трогался, и страх в душе Бена нарастал с каждой секундой. Поезд не тронется, пока он не сядет. Бен точно это знал. Оранжевые кресла были ярко освещены, кондуктор стоял к Бену спиной, это и было почему-то страшнее всего, кондуктор без лица.