Папуля - стр. 2
– Без поводка его не выпускай, – предупредила она. – Береги его, ладно?
Джон отыскал поводок, пристегнул к ошейнику аккуратно, стараясь не задеть распухшие швы у Зеро – жутковатые на вид, как паучьи лапы. Зеро пыхтел. Еще пять недель надо будет следить, чтобы он не поворачивался с боку на бок, не бегал, не прыгал. С поводка не спускать, без присмотра не оставлять, а то кардиостимулятор не приживется. Джон раньше не знал, что бывают кардиостимуляторы для собак, да и вообще считал, что собаке место не в доме, а во дворе, а сейчас вот ковыляет за Зеро следом, пока тот обнюхивает деревья.
Зеро дотащился до забора, постоял немного и поплелся дальше. Задний двор у них размером в два акра, соседи вроде бы далеко, и все равно один из них как-то звонил в полицию – собака, мол, лает. До всего-то им дело есть, даже до чужих собак. Зеро остановился, понюхал сдутый футбольный мяч, старый-престарый, похожий на ископаемое, и затрусил дальше. Наконец, с жалким видом оглянувшись на Джона, присел, оставил полужидкую кучку ядовито-зеленого цвета.
Внутри у песика невидимое устройство, поддерживает в нем жизнь, заставляет биться сердце. «Робопес», – бормотал под нос Джон, забрасывая кучку землей.
Уже четыре. Самолет, наверное, заходит на посадку, Линда кружит по зоне прилета. Можно уже и винца выпить.
– Хлоя, составишь компанию?
Хлоя отказалась.
– Я на вакансии отвечаю. – Она сидела по-турецки на кровати. – Видишь? – И на секунду развернула к нему ноутбук – на экране документ, а судя по звуку, сериал.
Хлоя до сих пор кажется подростком, хоть и окончила колледж почти два года назад. Джон в ее годы уже работал у Майка, а к тридцати у него была своя бригада. И Сэм тогда уже родился. А у нынешней молодежи десяток свободных лет прибавился – и для чего? Без дела слоняться, по стажировкам бегать.
Джон попытался уломать дочь:
– А может, пойдем? Во дворе посидим, там сейчас хорошо.
Хлоя уставилась в экран.
– Дверь закрой, – сказала она сухо.
Иногда их грубость убивала наповал.
Джон соорудил себе закуску: ломтики сыра (плесень пришлось срезать), салями, залежавшиеся оливки, скукожившиеся в рассоле. Вышел с бумажной тарелкой во внутренний дворик, плюхнулся в одно из кресел. Подушки совсем отсырели – прогнили, наверное, изнутри. Вырядился он чучелом: белые кроссовки, белые носки, джинсы и Линдин свитер домашней вязки – сразу видно, женский. В его годы уже все равно, как он выглядит. Кому какое дело? Подошел Зеро, ткнулся ему в ладонь; Джон скормил ему кружочек салями. Пес еще ничего, когда смирный. Надо бы поводок на него надеть, но поводок где-то в доме, да и Зеро разомлел, вряд ли станет бегать-прыгать. Задний двор весь зеленый, но по-зимнему. Под большим дубом – яма для костра, кто-то из детей еще в школе вырыл, по краю обложил камнями, а сейчас она забита мусором и сухими листьями. Наверное, это Сэм выкопал, пусть он и убирает, подумал Джон. В нем вспыхнула ярость, но тут же отхлынула. Что же теперь, наорать на Сэма? Дети сейчас в ответ на его гнев только смеются. Еще кусочек салями псу, кусочек себе. Колбаса была холодная, отдавала холодильником и пластиком. Зеро смотрел на него мраморными глазами, дышал голодной пастью, пока Джон его не шуганул.