Пантелеймонова трилогия - стр. 13
Дальнейшее Берку припоминал с трудом. Помнил, как посыпались из альбома евро и он чуть не бросился их подбирать. Помнил, как спросили, сдавал ли он когда—нибудь ежегодную декларацию о доходах, а если сдавал, указывал ли суммы, которые намеревался вывести из страны. Помнил еще, как поинтересовались, знает ли он, какую сумму наличных денег разрешено вывозить без декларирования и в курсе ли Пантелеймон, какая ответственность предполагается за соответствующее нарушение?
На все вопросы Берку отвечал одинаково, молчал и отрицательно качал головой. В голове у него господствовал хаос, усугубившийся после того, как выпотрошив все деньги, таможенники внезапно всучили ему альбом.
– Что это? – поднял он потяжелевший взгляд на служителей закона.
– Вам лучше знать, – пожал плечами таможенник, поднявший бучу. – По мне, так это семейный фотоальбом.
– Ааа? – открыл рот Пантелеймон.
– Что? – удивился таможенник.
– Ааа… а деньги? – не выдержал Берку.
Люди в синих кителях переглянулись.
– Какие деньги?
– Ну как же, – пробормотал Пантелеймон и осекся. – Разве же…
Восемнадцать глаз выжидающе смотрели на него, а Пантелеймон не верил своим глазам: денег нигде не было. Зато были девять таможенников, некоторые из которых поспешно поправляли свои кители, другие копались в карманах брюк.
– Стоп! – вскочил со стула Пантелеймон. – Я видел! Там у вас мои деньги!
Задержавший Пантелеймона таможенник сделал шаг вперед.
– Господин Берку, – решительно сказал он. – Вы что—то путаете.
– Деньги! Деньги из фотоальбома!
– Из этого, что ли?
– Да вы что? – задыхался Берку. – Деньги! Мои деньги!
– Вы хоть понимаете, что говорите? Вы нас что, обвиняете? Или себя обвиняете?
– Вы издеваетесь! – взвизгнул Пантелеймон
– За недекларированный провоз суммы, превышающей…
– Жулье! – крикнул Берку.
– Предусмотрено наказание…
– Сволочи!
– А вот за оскорбление при исполнении…
– Верните бабки, суки!
Но Пантелеймона уже выталкивали из тесной комнаты.
– Куда вы меня? – вырывался он.
– Давай, давай, – раздавалось у него в ушах. – С родиной в расчете! Приятного полета!
– Я никуда не полечу! – истерил Пантелеймон.
Синие костюмы исчезли в одно мгновение, разлетелись, как деньги из фотоальбома. От остывающего от собственного крика человека посреди зала вылета вжимались в кресла люди, такие же как он пассажиры, ожидающие начала посадки.
Над рассказом Пантелеймона Энвер смеялся от всей души. Виорика и Серафима, для которых веселье албанца стало еще большей неожиданностью, чем для Пантелеймона, с трудом натягивали на лица осторожные улыбки. Не улыбался лишь Пантелеймон, который, закончив рассказ о злоключениях в кишиневском аэропорту, будто заново пережил один из самых нелепых и унизительных дней в своей жизни.