Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - стр. 20
«Он простоял неподвижно, должно быть, целых полчаса», – рассказывала Айза, но если учесть, в каком нервном напряжении находилась несчастная девушка, то правдоподобнее думать, что прошло всего минуты три или четыре. А затем он шагнул прямо к ней.
Айза клянется, что даже коротко вскрикнула, когда его рука протянулась вперед, чтобы, как она подумала, вытянуть ее из укрытия. Она закрыла глаза, вспоминая подходящую молитву. Но в голову ничего не приходило, как не ухватилась и его рука за ее плечо, чего она в ужасе ожидала. Вместо этого огромный глобус, за которым она пряталась, начал вращаться, касаясь гладкой холодной поверхностью ее предплечья. Она осмелилась снова поднять взгляд и увидела, что хозяин замка все еще пребывал в трансе и не замечал горничной, сидевшей прямо у него под носом. Медленно, бормоча нечто неразборчивое, он вращал глобус вокруг оси. Покрытый пылью мир в миниатюре крутился под его ладонью. Ось скрипела и скрежетала. Выцветшие очертания континентов и океанов продолжали кружение, когда все звуки перекрыл пронзительный голос Гатри. Как ни была напугана Айза, но она четко расслышала каждое слово:
– Это узы крови, и, клянусь всеми силами небесными, он станет!..
Ничто не внушило Айзе той ночью такого панического страха, как эта фраза Гатри и тон, которым он ее произнес, потому что ей стало понятно: существовало нечто, чего лорд смертельно боялся.
Много позже, когда она рассказывала свою историю в Кинкейге, нашлись умники, утверждавшие, что Айза попросту приписала Гатри собственные чувства в тот момент. А начальник станции – наш Великий Мыслитель – и вовсе выразился научно, классифицировав этот случай как чистейший образец переноса эмоций. Но Айза твердо держалась своего мнения: хозяин замка был чем-то напуган, и последующие события заставили всех умников замолчать и признать ее правоту. Что ж, говорили они, видать, у него была причина, а Айза оказалась достаточно умна для такой молодой девушки, чтобы уловить его настроение. Начальник станции пошел еще дальше и заявил, что всегда видел в Айзе чрезвычайно тонкую и восприимчивую натуру.
Произнеся эту фразу, Гатри принялся мерить галерею шагами, расхаживая туда и обратно как раз от алькова до двери, что не давало пока Айзе возможности высвободиться из невольного заточения. Он то ходил молча, то декламировал свои стихи, причем, как запомнилось Айзе, в стихах этих то и дело мелькали шотландские фамилии, а под конец вообще понес какую-то чепуху (думаю, он произносил тексты на иностранных языках). Айза не поняла ничего, как не запали ей в память и его вирши. «Все равно чертовщина небось сплошная», – думала она. Да Айза и расслышала только половину. Сильно беспокоило ее другое. Она долго наблюдала за его более чем странным поведением и не сомневалась, насколько сильно он взбесится, обнаружив ее присутствие. Поэтому она еще плотнее закуталась в шаль, старую и тонкую, пожалев, что не успела надеть присланную матерью добротную фланелевую пижаму, и преисполнилась решимости вытерпеть любой холод, но дождаться ухода Гатри. По крайней мере он не мог запереть ее в галерее после того, как разнес в щепки дверь. И уже вскоре она почувствовала странную радость, что не одна и лорд составляет ей компанию в этом страшном месте, и даже огорчалась, когда он удалялся в сторону, но в то же время продолжала выжидать, пока он скроется за углом и даст ей возможность ускользнуть отсюда незамеченной. Один раз она чуть слышно вскрикнула, а потом и вовсе закричала, обращаясь к нему за помощью. А случилось это, когда кто-то потянул ее сзади за подол ночной рубашки, и это оказалась огромная серая крыса, агрессивная и наглая, с глазами, как померещилось Айзе, такими же злыми, как у всех Гатри на портретах в галерее. Но лорд снова ничего не услышал: он был погружен в свой мрачный мир и не уставал твердить одно и то же стихотворение с такой же истовостью, с какой молятся иные католики. Лишь иногда он замолкал и начинал всматриваться непонятно куда, держа свечу на уровне лица в вытянутой вперед руке. Когда же он окончательно прекратил декламацию, установилась полная тишина, и Айзе стало слышно, как с улицы стучат в стену ветви деревьев, а в их кронах шелестит ветер. Потом Гатри вдруг громко закричал на шотландском (она и не подозревала, как хорошо он владеет языком):