Памяти Маргариты Ивановны Матусевич (1895-1979). К 120-летию со дня рождения - стр. 9

Маргарита Ивановна позвонила мне примерно через неделю, спросила, не трудно ли мне к ней прийти, и сказала, что у неё есть ряд замечаний.

Я шла, со страхом думая о том, как успеть всё исправить. Оказалось, что, с моей точки зрения, замечания были не очень существенными, но для Маргариты Ивановны не было мелочей: всё должно быть правильно и при этом изящно. Особое внимание уделялось языку изложения (как я оценила эти требования спустя годы!).

Мы опять долго говорили не только о побудительных предложениях. Из-под внешней сдержанности, а иногда почти суровости, часто не просто проглядывала, а ярко светилась чуткая, мягкая, удивительно добрая душа.

Я закончила диплом, родила дочь, выписалась из больницы, позвонила Маргарите Ивановне. Она прислала мне в больницу (это была Военно-медицинская академия) трепетное поздравление. Маргарита Ивановна сказала, что хочет повидать Елену, которую считает своей внучкой.

Я до сих пор помню тот день, когда две бабушки (моя мама и мама моего мужа) встретили третью бабушку.

Подарок, который принесла Маргарита Ивановна, был удивительный: её собственная распашонка и шапочка.

Это была первая распашонка и шапочка не только Алёны, но и второй моей дочери, Виктории, и её двоюродной сестры Татьяны, и наших с моей сестрой внуков: Алексея старшего и Алексея младшего.

Каждый день Маргарита Ивановна мне звонила, чтобы узнать, как малышка. Она была свидетелем и первых её шагов, и первых школьных лет.

Маргарита Ивановна сделала всё для того, чтобы имя Льва Владимировича Щербы стало родным и для всех нас. Их связывала долгая дружба и, как мне кажется, во всяком случае со стороны Маргариты Ивановны, более глубокое и трепетное чувство.

Лев Владимирович был учёным, профессором нашего Университета и, наверное, к этому можно было бы ничего не добавлять. (Намного позже его верный ученик – Лев Рафаилович Зиндер, большой друг Маргариты Ивановны, сказал: «Как жаль, что теперь часто один – профессор по имени существительному, другой – по глаголу»). Но широта интересов, глубина проникновения в проблему, разносторонность знаний Льва Владимировича не могли не поражать его современников и поражают нас всех до сих пор.

Язык, во всем его многообразии, фонетика отдельных языков, таблица классификации согласных и гласных, остающаяся лучшей до сих пор, и многое, многое другое – это всё Лев Владимирович Щерба.

Каждый из лингвистов, какое бы филологическое направление он ни выбрал, находит у Щербы мысли, идеи, рассуждения на избранную им тему. Учебник русского языка для средней школы 1934 года остается лучшим до сих пор, наверное, потому, что его писал академик, глубоко проникший в языковую суть, понявший стройность и внутреннюю логику системы языка.