Память о завтра - стр. 11
Лаборанты завозились с последней проверкой оборудования. Лида со слезами на глазах подошла к Белику и слабой рукой взялась за ошейник.
– Пойдем. Пойдем, Белик. Скоро встретишься с хозяином. Он накормит тебя вкусными галетами, – Лида шмыгнула носом, – Всё будет хорошо.
Белик почувствовал, что грядет нечто важное и страшное. Хвост начал непроизвольно поджиматься. С большим трудом удавалось сохранять мужество и не скулить, но Хозяин наверняка был поблизости! Может быть, надо просто сесть в эту кабину, как Хозяин его учил?
Массивную дверь уже открыли двое лаборантов. Лида встретилась взглядом с Максимом, но тот лишь кивнул, стараясь вложить в этот жест больше, чем решился бы сказать. Пес вбежал в холодную стерилизованную камеру первым. Девушка вошла следом и обняла дрожащего Белика. Несмотря на страх, он сел ровно посередине матового стеклянного круга в полу, как его и дрессировали. Корректировки не требовались.
– Сидеть, мой хороший. Вот так. Потерпи немного.
Лида сняла с животного ошейник, последний раз поправила датчики на его теле и вышла. Белик с испугом посмотрел на закрывающуюся дверцу шлюза. Сквозь маленькое окошко он мог разглядеть только ярко светящиеся лампы на потолке зала. Голоса за дверью звучали приглушенно и смешивались в монотонный вязкий гул, разрезаемый лишь резкими приказами высокого седого человека. Белик погрузился в мысли о хозяине и, совсем немного, о галетах. Но тут…
Снаружи прозвучало: «Старт!» Все вокруг зашумело, завыло, засвистело. Свет в кабине принялся странно мерцать, мигать, переливаться. Звук вдруг начал перемешиваться с цветами свечения, а цвета, в свою очередь, стали ощутимы на вкус. Белик опустился на живот, чувствуя, как слабеют все конечности. Пол в миг перестал быть холодным. По тельцу начало разливаться онемение, странное покалывание и сонливость. Странная липкая сонливость, сбивающая с ног и лишающая сил. Уже опадая на пол, Белик успел заметить, что его хвост вдруг замерцал и, кажется, испарился!
Стало совершенно темно. Темнее любой ночи, что помнил пес. Звуки и запахи стали исчезать. Голоса людей один за другим пропадали: сперва пропали голоса незнакомцев, затем перестал гундосить Максим, следом прекратились громкие выкрики седого человека, а затем звонким эхом затихла Лида. Так же случилось и с ароматами. Горячий пластик, резкий едкий спиртовой раствор, горький металл, тягучая вязкая резина, едва уловимый легкий ландыш. Последней ушла теплая мускусная родная шерсть. И не стало ничего.
Доли мгновения или очень долго, толком было не разобрать, продолжалось “Ничего и никого”. Но вдруг Белик ощутил прикосновение первых неясных нот к своему обонянию. Палитра расширялась, усложнялась и росла, собираясь в ощутимое и осязаемое. Возвращающееся сознание подало сигнал – это запах. Вдалеке, будто в километрах от пса, зародились звуки. Сперва простые, однотонные, они приближались и обретали объем, словно надвигающийся из-за леса гром в тихую жаркую летнюю ночь. Ночь, которая перестала быть беспросветной! Прямо перед глазами начал разгораться маленький круглый белоснежный огонек. Он рос и расширялся до тех пор, пока не занял собой все поле зрения, а затем стал обретать очертания предметов. Вместе с тем стало явно теплеть, словно этот свет согревал, как настоящее солнце.