Падение «Вавилона» - стр. 39
– Я понял, – кивнул я, уже свыкшийся с мыслью, что с Индией, да и со всей моей прошлой жизнью пришла пора расстаться. Однако заметил: – В Бангалоре у меня осталась куча вещей…
– Ах, Толя, – отозвался Иван Константинович, – вы даже не представляете, сколь мизерны ваши потери по сравнению с теми, какие вас ожидали первоначально!..
И я заткнулся.
– Кстати, – задал Иван Константинович напоследок меркантильный вопрос, – вам в банке не выдавали карточку для снятия денег из банкомата?
– Нет, – мотнул я головой, испытывая злорадное удовлетворение. – Обычно я приходил с книжкой к менеджеру, мы с ним хорошо знакомы… Он, собственно, мне и открыл счет. Зовут его Сешейя…
– Свободен, – процедил инквизитор сквозь зубы.
В том же военном автомобильчике с глухим кузовом, в народе именуемом «креветкой», я был доставлен с таинственного загородного объекта домой.
Несмотря на то что Иван Константинович в угрожающих выражениях предупреждал меня об обете молчания насчет всего приключившегося со мной за эти три памятных дня и снабдил правдоподобной легендой о внезапном завершении моей индийской эпопеи, я все-таки поведал маман о случившемся – правда, под честное ее слово о неразглашении…
Возмущению маман не виделось конца и края.
– Какая, к чертовой матери, «перестройка»! Та же сталинская зона! – бушевала бывшая правоверная коммунистка. – Те же гестаповские ухваточки… Тебя пытали, сынок?
– Не, даже кормили…
– Баландой какой-нибудь?
– Не, обед как обед. Гуляш, компот…
– Они накормят! Гуляшом! Из человечины…
Несмотря на данное мне обещание о соблюдении тайны прошедшего следствия, маман, переполненная негодованием и гражданской ущемленной гордостью, не только тайну широко разгласила, но и накатала жалобу в прокуратуру города, причем на мои стенающие возражения по поводу данного мероприятия отреагировала с надменной решимостью убежденного камикадзе: мол, скажем «нет» гэбэшному террору, кончилось время его, аминь!
Маман, как понимаю, наивно воодушевили появившиеся в прессе критические статьи в адрес секретных коммунистических ведомств, и она решила внести свою лепту в дело нарождавшейся, ха-ха, демократии.
Что ею руководило? Месть за прошлый каждодневный страх перед вездесущей ГБ, в чьей тени протекла вся ее жизнь – пусть сытая, заграничная?.. Или осознание конечной никчемности такой жизни? Кто знает?
– А может, это ГРУ? Или еще какая-нибудь шпионская шарашка? – пытался умерить я ее пыл.
– Все они – волчьи ягодки с одного и того же куста, – звучало непреклонное.
Кстати, связавшись с бывшим мужем-полковником, мама выяснила, что ни в какую Флориду Николай Степанович с похищенными деньгами не бежал, а скончался сразу же после моего отъезда на территории Индии от обширного инфаркта, после чего, вероятно, наткнувшись на компромат в его бухгалтерии, компетентные дяди и затеяли расследование финансовых злоупотреблений некогда недоступного какому-либо контролю генерала.