Падение титана, или Октябрьский конь - стр. 116
В Риме она оставалась такой, какой была, – гордой, холодной, почти ледяной, явно считая себя жертвенным животным в политических играх отца. Брак с Помпеем из Пицена стал страшным унижением для нее, пусть даже этот самый Помпей был Первым Человеком в Риме. Его кровь была хуже ее крови, поэтому она тайно пошла к весталкам и получила у них лекарство, сделанное из спорыньи, чтобы в случае чего вызвать выкидыш.
Но здесь, в Паретонии, она была совсем другой – мягкой, нежной. И, заговорив наконец, рассказала Катону о планах Помпея после поражения в Фарсале.
– Мы собирались в Серику, – печально сказала она. – Гней был сыт Римом, и мы решили сначала посетить Египет, потом направиться в Красное море и плыть в Аравию Феликс. Оттуда хотели поехать в Индию, а из Индии перебраться в Серику. Муж полагал, что там его полководческий талант будет востребован.
– Уверен, он нашел бы там свое место, – с сомнением произнес Катон.
Кто знает, как жители Серики обошлись бы с римлянином? Вряд ли они отличили бы его от галла, германца или грека. Их земля расположена так далеко и окутана такой тайной, что даже Геродот ничего толком о ней не сказал. Сообщил лишь, что там делают ткань из нитей, которыми себя обматывают особенные личинки. Он назвал их шелкопрядами. В редких случаях через торговые пути сарматов эта ткань из Серики попадала к царю парфян. Она была такой дорогой, что единственным римлянином, сумевшим купить немного этой ткани, был Лукулл.
Как же низко пал Помпей Магн, чтобы решиться бежать к чужеземцам! Он и впрямь не был истинным римлянином, уроженцем самого Рима.
– Меня так тянет домой! – вздохнула Корнелия Метелла.
– Тогда возвращайся! – пролаял Катон.
Этот вечер он уже счел потраченным понапрасну, а ему еще надо было разместить в лагере своих людей.
Пораженная, она в испуге уставилась на него:
– Как я могу вернуться домой, когда Цезарь главенствует во всем мире? Он сразу внесет нас в проскрипционные списки. Наши имена впишут в первые строки, а наши головы принесут какому-нибудь отвратительному рабу свободу и в придачу небольшое состояние за донос. Даже если мы останемся живы, у нас все отберут.