Падая за тобой. Книга первая - стр. 4
Я пролежал в комнате, не вставая, не притрагиваясь к еде, не разговаривая ни с кем, ровно неделю. На удивление меня никто не трогал… Мать тихо плакала на кухне и молчала. Отец что-то ворчал себе под нос, но тоже молчал… А потом я просто проснулся и понял, что они не заслужили такого меня… овоща… ничего не желающего… ничего не чувствующего… кроме нее… Стыдно стало… Слабак конченый. Терпила. Баба ноги об меня вытерла, а я раскис, как тряпка… Взял себя в руки. Поднял одеревеневшие конечности и пошел во двор колоть дрова. Через двадцать минут ко мне вышел отец. Сел рядом. Помолчал еще немного, а потом тихо сказал.
–Сегодня вечером начнем. Надо тебе в форму приходить, сынок. Скоро поедешь на Россию…– сделал паузу, пожевал зубами тоненький колосок, добавил,– все пройдет, мальчик, и это тоже пройдет… Мы все когда-то любили… а потом наступал… долг… семья… любовь – это наивная прихоть безмятежной юности… Она как эта трава зеленая- сочная и красивая только сезон, а потом превращается в желтую труху. На таком фундаменте крепкий дом не построить. Дом должен стоять на камнях… Сердце твое всегда должно оставаться каменным… А твое вообще-алмазным… Ты же у меня Алмаз… Самый крепкий из всего камней…
Глава 3
Десять лет назад
Камила
– Русалка, а русалка, угостишь мороженым?– надвигается на меня Анзор, злобно-приторно сверкая своими узкими противными глазенками, гаденько ухмыляясь. Ненавижу его. С самого детства ненавижу, когда не могла пройти к ручью за водой без того, чтобы он не начал обкидывать меня мелкими камнями. Они больно били по моим ногам, особенно невыносимо было, когда они попадали не по мясу, а по кости. Синяки от ударов на лодыжках не сходили месяцами. Приходилось все время носить высокие гольфы в школу, чтобы хоть как-то их скрыть… А денег на несколько пар у нас не было… Я стирала их каждый день… А они, как назло, то и дело не высыхали к сроку… Натягивала влажный хлопок на ногу, шла по свежему утру в школу, ощущая, как ноги коченеют…
–Дай пройти,– голос дрожит, но я отчаянно храбрюсь, пытаясь придать своей интонации как можно больше смелости.
–А то что?– надвигается неумолимо, а я пячусь назад, пока не упираюсь в спину его дружку. Такому же мерзавцу,-папке пожалуешься?
Оба взрываются ужасным, тошнотворным, истеричным смехом.
Это они так пошутили. Смеются до колик в животах. Мой отец ведь умер как десять лет назад. Некому мне жаловаться. Я одна, не считая бедной уставшей матери, которой самой в пору было бы искать защитника… Ей самой достается от мелкой шпаны, когда уставшая плетется в одиннадцатом часу ночи по неосвещенным кривым улицам к нашему дому из школы после ночной смены технички.