P.S. I Miss You. Я по тебе скучаю - стр. 4
Я не наивна, и я не идиотка. Я знаю, как малы шансы на то, что мой лучший друг, не видящий меня по многу месяцев, неожиданно воспылает ко мне любовью. Эти шансы, честно сказать, стремятся к нулю, и я пыталась придумать другие объяснения, однако в них не было смысла, потому что Ник в моем присутствии никогда не нервничал.
По какой бы то ни было причине.
Что еще могло заставить его нервничать рядом со мной, как не сердечное признание?
Скрестив ноги и сев прямо, я говорю:
– Давай уже, колись. У меня не так много времени.
Он прикрывает нос и рот сложенными ладонями, резко выдыхает, а когда отводит руки от лица, я вижу на его лице странную, какую-то пьяную улыбку.
Глаза его блестят, словно у девушки-подростка, получившей пропуск за кулисы на концерте Гарри Стайлса.
Ник пытается что-то сказать, но не может.
О боже…
Он действительно…
Он действительно пытается признаться мне…
– Мелроуз, – говорит он, делая глубокий вдох и падая передо мной на колени. Он берет меня за руки и, честное слово, на миг у меня плывет в глазах. – Ты помнишь, как в детстве мы всё-всё рассказывали друг другу?
– Да…
– Есть кое-что, чего я никогда не говорил тебе, – продолжает он, глядя мне в глаза. – Наверное… наверное, я боялся высказать это вслух. Я боялся, что это – то, чего я так хотел, больше, чем хотел чего-либо еще в своей жизни… что оно не сбудется. Мне казалось, что, признавшись в этом, я все испорчу. Поэтому я держал это при себе, но больше не могу. Это слишком важно. Оно гложет меня изнутри, и гложет уже не первый год. Но теперь пора. Я должен сказать это тебе.
Он несет чушь.
Ник никогда не нес чушь.
Он сжимает мои ладони дрожащими руками, потом поднимается и садится на диван рядом со мной. Обхватив мое лицо ладонями, он тепло улыбается, но эта улыбка вскоре сменяется тревогой.
– Это безумие, Мелроуз. Я поверить не могу, что собираюсь сказать тебе это.
Мои губы приоткрываются, я едва не выпаливаю что-то вроде «я тоже любила тебя с самого детства…» – но я прикусываю язык и жду, пока он выскажется первым.
– Ты же помнишь мою группу, верно? – спрашивает он, подразумевая свою первую группу, «Melrose Nights», которую он собрал в старшей школе и назвал в мою честь.
Я киваю, и сердце мое падает. Нет… летит вниз.
– И что насчет этого? – спрашиваю я, моргая, чтобы скрыть жгучий стыд во взгляде.
– Мел, я всегда мечтал сделать ее успешной, – говорит он. – В смысле, коммерчески успешной.
Я поднимаю брови. Для меня это новость.
Он всегда был сторонником любительской сцены и противником больших музыкальных корпораций, которые контролировали каждую песню, исполнявшуюся в Америке по радио.