П. А. Столыпин - стр. 102
Я совершенно спокоен, уповаю на Бога, который нас никогда не оставлял. Я думаю, что проливаемая кровь не падет на меня, и Ты, мой обожаемый ангел, не падай духом. Быть может, это местное явление – всё сожгут и пройдет. Я обожду, если пройдет острый кризис, вышлю вагон; пока у вас безопаснее. Если дело ухудшится, вышлю заграничный паспорт, отправлю вас в Берлин.
31 октября 1905 г., Саратов
Олинька моя, кажется, ужасы нашей революции превзойдут ужасы французской. Вчера в Петровском уезде во время погрома имения Аплечеева казаки (50 челов<ек>) разогнали тысячную толпу, 20 убитых, много раненых. У Васильчикова 3 убитых. Еще в разных местах 4. А в Малиновке крестьяне по приговору перед церковью забили насмерть 42 человека за осквернение святыни. Глава шайки был в мундире, отнятом у полковника, местного помещика. Его тоже казнили, а трех интеллигентов держат под караулом до прибытия высшей власти. Местные крестьяне двух партий воюют друг с другом. Жизнь уже не считается ни во что. Я рад приезду Сахарова – все это кровопролитие не будет на моей ответственности.
А еще много прольется крови.
В городе завтра хоронят убитого рабочего и готовится опять манифестация – весь гарнизон на ногах.
Дай Бог пережить все это.
Целую Тебя много, нежно, и деток.
Как только уляжется, вышлю вагон.
Сахарова приглашу жить у нас.
В. И. Гурко
Черты и силуэты прошлого
Первое министерство И. Л. Горемыкина и Государственная дума первого созыва (23 апреля – 9 июня 1906 г.)
Кратковременное, продолжавшееся всего два с половиною месяца министерство Горемыкина>1, решившее роспуск Первой Государственной думы и одновременно с нею сошедшее со сцены, по своему личному составу отличалось прежде всего пестротою и раздвоенностью. Не заключая в себе, в сущности, за исключением Извольского>2, ни одного искреннего сторонника конституционного образа правления, оно имело, однако, в своей среде лиц, примирившихся с произведенной реформой, признавших ее не могущим быть измененным фактом и потому желавших, при возможно меньшем числе уступок народному представительству, в особенности в области присвоенной им власти, установить с ним сносный modus vivendi[8], так или иначе с ним сговориться. Но были и такие члены нового кабинета, которые не хотели отречься от основного положения – царь самодержавный – и потому стремившиеся, в сущности, не к совместной работе с Государственной думой, а к углублению того антагонизма, который ясно проявлялся с первого же дня заседаний Государственной думы между народными представителями и короной, с тем чтобы в результате покончить с конституционной идеей и вернуться к прежнему порядку неограниченного произвола.